Андерс Рослунд - Три секунды

Хоффманн знал, как тело ощущает страх, и умел прогнать это чувство, как прогонял всегда, но он медлил. Захотелось остаться здесь, в темноте, под улицами Стокгольма. Чтобы не нужно было входить в лифт, потом — в припаркованную машину, которая ждала во внутреннем дворе, чтобы больше не сражаться.

— Пит?

— Что?

— Не теряй контроль ни на минуту. Если все пойдет к чертям… общество не станет спасать тебя — оно тебя сольет.

Он постоял, потом пошел дальше.

У него оставалось ровно тридцать восемь часов.

Черный микроавтобус остановился в темном бетонном углу парковки.

Третий этаж, сектор «А».

— Тридцать восемь часов.

— Увидимся.

— Вне закона. Не забывай.

Хоффманн хлопнул Вильсона по плечу и вылез через заднюю дверь. Пропахший выхлопными газами воздух. Узкая лестница вниз, на Регерингсгатан, в спешащую столицу.

Тюльпаны. Церковь. «Суисс-мини-ган». Десять килограммов. Библиотека. Секундомер. Письмо. Передатчик. Нитроглицерин. Депозитная ячейка в банке. Лазерный диск. Стихи. Могила.

Тридцать семь часов пятьдесят пять минут.

Пит шагал по асфальту, среди людей, которые смотрели на него, но не видели. Хмурые чужаки. Ему страстно хотелось в дом на тихой улочке, в нескольких километрах к югу от города. Только там его не преследовали, только там не нужно было выживать. Зря он не позвонил жене еще раз. Тюльпаны, нитроглицерин и секундомер, — Пит знал, что сможет, что он все успеет, но Софья… Он до сих пор не знал, как поступить. Когда имеешь дело с опасностью и риском, достаточно контролировать ситуацию, справишься — получишь нужный результат. С Софьей ни о каком контроле не могло быть и речи. Пит никогда не знал, как она воспримет то или это, и как ни старался, так и не смог…

Он так любил ее.

Пит торопливо и не улыбаясь зашагал, как другие прохожие, по центральным улицам — Местер-Самюэльсгатан, Клара-Норра-Чюркугата, Улоф-Пальмесгата, до угла с Васагатан, до цветочного магазина «Роуз Гарден», с окном, выходящим на площадь Норра-Банторгет. В магазине двое покупателей. Пит расслабился, утонул в красно-желто-синих цветах, возле каждого цветка торчит маленькая четырехугольная табличка с названием; он читал и забывал.

— Тюльпаны?

У молодой женщины тоже была четырехугольная табличка с именем; сколько уже раз он читал ее и забывал.

— Может, мне купить что-нибудь другое, для разнообразия?

— Тюльпаны — цветы на все случаи жизни. В бутонах? Из холодильника?

— Как обычно.

Один из немногих цветочных магазинов в Стокгольме, куда тюльпаны привозили в мае месяце — может быть, потому, что был один покупатель тридцати пяти лет, который регулярно покупал огромные букеты, если они хранились при температуре не выше плюс пяти градусов и не распускались.

— Три букета? Один красных и два — желтых?

— Да.

— По двадцать пять штук в каждом? И простые белые карточки?

— Спасибо.

Тонкая шуршащая бумага вокруг каждого букета. «Спасибо за плодотворное сотрудничество. Союз предпринимателей Аспсоса» — на карточках в желтых букетах и «Люблю» — на той, что должна быть в красном.

Он заплатил и прошел метров двести по Васагатан, к двери дома с табличкой акционерного общества «Хоффманн Секьюрити» на втором этаже. Отпер, отключил сигнализацию и направился прямиком на кухню, к разделочному столу, возле которого вчера днем опорожнял четырнадцать «верблюдов», в каждом — от полутора до двух тысяч граммов амфетамина.

В каком-то из кухонных шкафчиков должна быть ваза; он отыскал ее в шкафу над вытяжкой; тяжелый хрусталь наполнился водой и букетом из двадцати пяти красных тюльпанов. Еще два букета, пятьдесят светло-зеленых стеблей с желтыми, еще спящими бутонами — в очереди на столе возле мойки.

Разогреть духовку до пятидесяти градусов — ну примерно. Трудно разобрать, где именно один штрих на древнем реостате переходит в два.

Холодильник переключить с шести до двух градусов; чтобы точно определить температуру, Пит положил градусник на верхнюю полку; термометр, встроенный в пластиковую дверь, был недостаточно чувствителен и показывал температуру лишь приблизительно.

Хоффманн вышел из квартиры с икеевским пакетом в руках, перепрыгивая через ступеньку, поднялся на чердак к блестящей алюминиевой трубе, выбил стальную скобу — как утром, когда приходил Генрик. Одиннадцать банок, по одной, из тепловентилятора — и в пакет. Потом снова запер дверь и спустился на четыре этажа, в обнимку с одиннадцатью килограммами смешанного с глюкозой амфетамина.

Чтобы справиться с действующими дилерами, мне нужно три дня.

Проверил духовку. Горячая, пятьдесят градусов. Открыл холодильник. Градусник на верхней полке показывал четыре градуса, как у оптовиков-цветочников. Надо снизить еще на два.

Я хочу знать, как ты все устроишь.

Первая банка из пакета с надписью «ИКЕА». Тысяча граммов амфетамина. Более чем достаточно для пятидесяти тюльпанов.

С помощью тюльпанов и стихов.

Вчера он так тщательно вымыл раковину — и все же теперь нашел остатки, застрявшие по краям металлического слива. Из-за непредвиденной стрельбы Питу пришлось в панике опорожнять всех «верблюдов» в одной и той же квартире, хотя не следовало собирать их в одном месте. Он отвернул кран, пустил горячую воду и принялся выгребать остатки рвоты — густое молочное месиво с кусочками коричневатой резины.

Пожарные перчатки лежали в ящике со столовыми приборами; Пит положил по тюльпану в каждую и отправил в разогретую духовку, округлыми бутонами к стеклу дверцы. Как ему нравились эти мгновения. Весна и жизнь спрятаны глубоко в зеленом стебле. В неожиданном тепле бутоны проснутся, чтобы в первый раз явить свои краски.

Когда бутоны раскрылись на несколько сантиметров, он достал цветы. Он не мог позволить себе ждать, не мог позволить себе потеряться в очаровании, красках и жизни.

Хоффманн положил цветы на стол возле мойки и достал упаковку презервативов, без бороздок, без смазки и, разумеется, без запаха, с величайшей осторожностью сунул по полпрезерватива в каждый бутон и насыпал в них амфетамина на кончике ножа, по три грамма в маленькие бутоны и по четыре — в бутоны побольше. Уплотнил порошок, чтобы вошло как можно больше, положил два наполненных амфетамином тюльпана на большое блюдо и отправил в бурчащий морозильник, зажатый между мойкой и духовкой.

Цветы пролежат там при температуре минус восемнадцать градусов десять минут. Бутоны закроются, уснут, спрятав лепестки. Тогда Пит снова достанет их из минусовой температуры морозильника — в плюс два холодильника, к долгому покою и отложенному цветению.

В следующий раз бутоны раскроются при комнатной температуре, на столе у директора тюрьмы.