Андерс Рослунд - Три секунды

— Три вправо.

— Повторите.

— Взять три вправо.

Они приготовились. Диалог между стрелком и наблюдателем будет продолжаться до момента выстрела.

Ему нужно больше времени.

Хоффманн пробежал через мастерскую до склада, к второму заложнику, бледному инспектору.

— А ну кричи.

— Лента так режет…

— Кричи!

Пожилой человек был измучен, задыхался, голова свесилась набок, словно ему не хватало сил ее удерживать.

— Я не понял.

— Да кричи же!

— Что…

— Любую херню. Осталось пять минут. Вот это и кричи.

Испуганные глаза смотрели на него.

— Ну!

— Осталось пять минут.

— Громче!

— Осталось пять минут!

— Громче!

— Осталось пять минут!

Хоффманн сидел неподвижно, прислушивался, осторожные звуки за дверью.

Они услышали.

Услышали, что заложник жив, и не войдут. Пока не войдут.

Пит зашел в кабинет, к телефону, гудок, два гудка, три, четыре, пять, шесть, семь, он схватил пустую фарфоровую чашку, швырнул о стену, осколки посыпались на письменный стол, потом подставку для ручек, в ту же стену, она не ответила, ее там больше нет, она…

— Объект не виден полторы минуты.

Его плохо видно.

— Повторите.

— Объект не виден уже полторы минуты. Не могу определить местонахождение объекта и заложников.

Хоффманн выбежал из кабинета. На крыше снова зашевелились, они готовятся, выбирают позицию. Он остановился у окна, с силой потянул на себя ковер, заложник должен быть рядом, слышно, как тот стонет — пластиковая лента врезалась в раны на лодыжках.

— Объект снова в поле зрения.

Он стоял там, ждал, пора, прекратите, черт вас возьми.

— Прекратить. Прекратить подготовку к штурму.

Медленно выдохнуть. Пит подождал, потом снова побежал в кабинет к телефону, еще раз набрал номер, гудки, он не в состоянии сосчитать их, проклятые гудки, проклятые, проклятые гудки, проклятые…

Гудки прервались.

Кто-то снял трубку, но молчал.

Машина. Машина едет. Тот, кто взял трубку, сидит в машине, машина едет. Чуть тише, как будто сидят на заднем сиденье (он почти уверен) — голоса двух мальчишек.

— Ты сделала то, о чем мы договаривались?

Расслышать было трудно, но Хоффманн был уверен — это Софья.

— Да.

Он положил трубку.

Да.

Ему хотелось засмеяться, запрыгать, но вместо этого он набрал следующий номер.

— Центральный пост.

— Соедини с руководителем полицейской операции.

— С руководителем полицейской операции?

— Сию минуту!

— Ты вообще кто?

— Кто у тебя на одном из мониторов. Наверное, на том, который черный.

Щелчок, несколько секунд тишины, потом — голос. Пит уже слышал этот голос — голос того, кто принимает решения. Звонок Пита перевели дальше, на колокольню.

— Я убью их через три минуты.

— Чего ты хочешь?

— Я убью их через три минуты.

— Еще раз… чего ты хочешь?

— Убить их.

Три минуты.

Две минуты пятьдесят секунд.

Две минуты сорок секунд.

Эверт Гренс стоял на колокольне, чувствуя себя невообразимо одиноким. Через какие-то мгновения ему придется решить, будет человек жить или умрет. Его ответственность. А Гренс больше не был уверен, что ему достанет мужества принять решение о чьей-то смерти — и потом с этим жить.

Ветер утих. Во всяком случае, лоб и щеки больше не чувствовали его.

— Свен!

— Что?

— Я хочу еще раз послушать. Кто он. На что способен.

— Тут больше ничего нет.

— Читай!

Свен Сундквист держал в руках личное дело. Времени хватало только на несколько строчек.

— Грубое антисоциальное расстройство личности. Неспособность считаться с чувствами других. В ходе неоднократных обследований отмечена крайняя импульсивность, агрессивность, склонность к риску без учета безопасности, своей или окружающих. Неспособность испытывать чувство вины. — Свен посмотрел на шефа, но не получил ни ответа, ни даже взгляда в ответ. — При нападении на полицейского в Сёдермальме, на газоне в центре города, он…

— Достаточно. — Гренс наклонился к лежащему на полу балкона снайперу. — Две минуты. Готовьтесь к выстрелу.

Он указал на дверь, ведущую в башню, и на алюминиевую лестницу на краю люка. Пора было спускаться в каморку с деревянным алтарем, чтобы не мешать стрелку. На полпути вниз Гренс включил рацию и поднес ее к губам.

— С этой минуты — канал между мной и стрелком. Отключить мобильные телефоны. До выстрела переговариваться будем только я и снайпер.

Поскрипывали деревянные ступеньки; оперативная группа спускалась в свой импровизированный штаб. Комиссар выйдет оттуда, когда все будет кончено.

Мариана Херманссон ударила по заляпаному стеклу, по изучавшей ее камере перед четвертой запертой дверью в длинном подземном коридоре. Когда дверь открылась, Мариана бегом кинулась к центральной вахте, к выходу.

Мартин Якобсон не понимал, что происходит, но чувствовал: развязка близится. Хоффманн, тяжело дыша, бегал по мастерской, крича о времени и смерти. Якобсон хотел пошевелить ногами, руками, он хотел выбраться отсюда. Ему было страшно. Якобсон не хотел оставаться здесь; он хотел встать, пойти домой, пообедать, посмотреть телевизор, выпить стаканчик канадского виски — того, с мягким вкусом.

Мартин заплакал.

Он плакал и тогда, когда Хоффманн вошел в тесное складское помещение, прижал его к стене, прошептал, что сейчас будет адский грохот, так что пусть он, Якобсон, сидит здесь. Что если он останется здесь, то будет под прикрытием и не погибнет.

Обоими локтями он уперся в деревянный пол балкончика. Места ногам хватало. Исходное положение было удобным, и он сосредоточился на прицеле и на окне.

Скоро.

Никогда еще на шведской земле не было такого, чтобы в мирное время снайпер стрелял в человека на поражение. Здесь вообще не стреляли, чтобы убить. Но террорист угрожал убить заложников, отказывался идти на контакт, снова угрожал и наконец вынудил полицию выбирать между жизнью и тем, другим.

Один выстрел, одно попадание.

Он сможет. Даже на таком расстоянии он чувствует себя уверенно. Один выстрел, одно попадание.

Но он не увидит последствий выстрела — кусков человека. Он помнил тот день на стрельбище, помнил остатки живых свиней — учебных объектов. И смотреть на человека, разорванного, как те свиньи, у него не хватит сил.

Стернер чуть-чуть выдвинулся вперед. Так ему было лучше видно окно.

Она выскочила в открытые ворота тюрьмы, промчалась через забитую машинами парковку, второй раз набрала номер Эверта — и опять безуспешно. Мариана подбежала к машине и попыталась выйти на связь по рации, но ни Свен, ни Эдвардсон не принимали сигнал. Она завела машину и поехала прямо через лужайку и цветы, не сводя глаз с колокольни и дороги. В эту минуту кто-то лежал там, на башне, и ждал.