Фред Варгас - Вечность на двоих

— Только Кларисса, — успокоил его Лусио. — Ее жертвы были слишком уж старенькие, такие не возвращаются. Разве что к себе домой, это не исключено.

— Конечно.

— Что касается трех последних женщин, то тут другая история. Они же не были убиты, в них просто вселился дьявол. А вот сестра Кларисса еще не завершила свой жизненный путь к тому моменту, когда дубильщик расплющил ее кулаком. Теперь вы поняли, почему этот дом не снесли? Потому что тогда бы Кларисса перебралась куда-нибудь по соседству. Ко мне, например. А мы тут все в округе предпочитаем точно знать, где она окопалась.

— У меня.

Лусио только подмигнул ему в ответ:

— И пока сюда никто не суется, все спокойно.

— Она домоседка в известном смысле.

— Даже в сад не выходит. Подстерегает свои жертвы наверху, у вас на чердаке. А теперь у нее снова есть компания.

— Я.

— Вы, — подтвердил Лусио. — Но вы мужчина, она к вам особо приставать не будет. Она женщин с ума сводит. Главное, не перевозите сюда жену, послушайтесь моего совета. Либо продайте дом.

— Нет, Лусио. Мне он нравится.

— Упрям как осел, да? Откуда вы такой?

— Из Пиренеев.

— Высокие горы, — сказал Лусио почтительно. — Пытаться вас уговорить — пустая трата времени.

— Вы там бывали?

— Я родился по другую сторону, hombre. В Хаке.

— А что стало с телами семи старушек? Их хотя бы искали, когда начался процесс?

— Нет. В то время, в стародавнем веке, искали не так, как сейчас. Может, они все еще там лежат, — сказал Лусио, ткнув в сторону сада палкой. — Поэтому там лучше не копать. От греха подальше.

— И то верно.

— Вы как Мария, — улыбнулся старик, — вам все хихоньки. Но я часто ее вижу, hombre. Появляется какая-то дымка, морось, и вдруг я ощущаю ее ледяное дыхание, как зимой на горных пиках. А на той неделе я увидел ее по правде, когда писал ночью под орешником.

Лусио осушил свой бокал и почесал укус.

— Она так постарела, — заметил он почти с отвращением.

— Лет-то сколько прошло, — сказал Адамберг.

— Ну да. У нее лицо сморщилось, стало как грецкий орех.

— Где она стояла?

— На втором этаже. Ходила туда-сюда по комнате.

— Там будет мой кабинет.

— А спальня где?

— Рядом.

— А вы не робкого десятка, — сказал Лусио, поднимаясь. — Я вам хотя бы не нахамил? А то Мария будет недовольна.

— Ну что вы, — сказал Адамберг, ставший в одночасье счастливым обладателем семи зарытых трупов и одного призрака с грецким орехом вместо головы.

— Тем лучше. Может, вам удастся ее улестить. Хотя говорят, что с ней сможет покончить только дряхлый старик. Но это все легенды и мифы. Не верьте всяким россказням.

Оставшись один, Адамберг допил остатки остывшего кофе. Потом взглянул на потолок и прислушался.

Спокойно проспав всю ночь в ненавязчивом обществе святой Клариссы, комиссар отправился в Институт судебной медицины. Девять дней назад двум парням перерезали горло возле Порт-де-ла-Шапель — их трупы лежали в сотне метров друг от друга. «Да шпана это, мелкие жулики с блошиного рынка» — такова была краткая эпитафия полицейского из местного комиссариата. Адамберг твердо решил снова на них взглянуть, после того как комиссар Мортье из Отдела по борьбе с наркотиками пожелал забрать у него дело.

— Два подонка с Порт-де-ла-Шапель — мои, Адамберг, — заявил ему Мортье. — Тем более один из них черный. Чего ты ждешь, чтобы мне их передать? Первого снега?

— Жду, пока выяснят, почему у них земля под ногтями.

— Потому что они все грязные, как поросята.

— Потому что они рыли землю. А земля — это епархия уголовного розыска. То есть моя.

— Ты что, никогда не видел идиотов, которые прячут наркоту в цветочных горшках? Теряешь время, Адамберг.

— Ну и пусть. Я не против.

Два обнаженных тела покоились рядом в неоновом свете морга — белый и чернокожий, оба здоровенные, но один волосатый, а другой нет. Ноги вместе, руки вдоль туловища — казалось, после смерти им далось наконец недоступное ранее школьное послушание. «Вообще-то, — подумал Адамберг, созерцая покорные тела, — их жизнь несла на себе отпечаток классицизма наизнанку. Дни расписаны по часам: утром — сон, после обеда — торговля наркотиками, вечерами — девочки, по воскресеньям — матери. На задворках общества, как и везде, рутина берет свое. А это зверское убийство неожиданно положило конец мерному течению их унылой жизни».

Доктор Лагард смотрела, как Адамберг кружит вокруг тел.

— Что вы от меня хотите? — спросила она, беспечно барабаня пальцами по бедру огромного негра, словно успокаивая его напоследок. — Мелкие наркодилеры из подворотни, зарезанные бритвой, — клиенты Наркотдела.

— Вот именно. Они буквально рвут у меня дело из рук.

— Ну и что? В чем проблема?

— Во мне. Я им не хочу его отдавать. И вы должны мне в этом помочь. Раскопайте что-нибудь.

— Зачем? — спросила она, не снимая руки с бедра покойника, видимо, в знак того, что, пока он находится в ее ведении, ей одной пристало решать его судьбу и по своему усмотрению отдавать тело на милость уголовного розыска или Отдела по борьбе с наркотиками.

— У них свежая земля под ногтями.

— Наркотдел знает, что делает. Они стояли у них на учете?

— Вот именно, что нет. Они мои, и все тут.

— Меня предупреждали на ваш счет, — спокойно сказала она.

— В каком смысле?

— В том смысле, что у вас проблемы со смыслом. Отсюда и конфликты.

— Ариана, нам с вами не впервой.

Носком она притянула к себе табурет на колесиках и устроилась на нем, скрестив ноги. Двадцать три года назад Ариана казалась Адамбергу красавицей, да и сейчас, в свои шестьдесят, элегантно восседая на морговской табуретке, она была совсем недурна.

— Вот оно что. Вы меня знаете.

— Да.

— А я вас нет.

Она зажгла сигарету и задумалась на несколько секунд.

— Нет, — заключила она, — ничего в голову не приходит. Извините.

— Мы общались несколько месяцев, двадцать три года назад. Я помню вас, ваше имя, фамилию и что мы были на «ты».

— До такой степени? — спросила она холодно. — И чем же мы таким занимались?

— Мы страшно разругались.

— Любовная сцена? Жалко, что я забыла.

— Профессиональная разборка.

— Вот оно что, — повторила она, нахмурившись.

Адамберг опустил голову, отдавшись воспоминаниям, внезапно пробужденным ее громким голосом и повелительным тоном. Его, молодого тогда человека, привлекла и сбила с толку ее двойственность — строгий костюм и растрепанные волосы, высокомерный тон и непринужденность, тщательно отрепетированные позы и естественные жесты. Впору было задаться вопросом: что она такое — блестящий ум или просто трудоголичка, которой плевать, как она выглядит? Уже не говоря о бесконечных «вот оно что», которыми она часто начинала фразу, — непонятно было, чего в этих словах больше — снобизма или провинциальности. Не один Адамберг побаивался ее. Доктор Ариана Лагард была самым известным судебным медиком страны, вне конкуренции.