Иван Сербин - Идеальное преступление

В Театре имени Моссовета спектакля не было, но, вопреки ожиданиям Волина, сад был освещен. Гуляли пары. От кафе-бара, разместившегося в дальнем углу сада, катились нервные волны музыки. Если это можно назвать музыкой. Полыхала неоном пестрая вывеска.

— Он убил ее здесь? — удивленно переспросил Волин, глядя на кирпичное здание кафешки.

— Да. Труп обнаружили вон там, между кафе и забором Военной академии, — пояснил Русницкий.

— М-да. — Волин зашагал к кафешке. — Странное место для убийства, ты не находишь?

— Почему? — пожал плечами Русницкий. — Вполне подходящее. Разумеется, после того как закроется это питейное заведение.

Они свернули на узенькую тропинку, выложенную бетонной плиткой.

— Судмедэксперт не назвал время смерти?

— Где-то между полуночью и половиной первого, — с готовностью ответил лейтенант.

— А вызов поступил?

— В девять минут девятого утра.

— Кто обнаружил тело?

— Один из служащих кафе.

Понятно.

Они подошли к одноэтажному строению. Волин огляделся. По обеим сторонам от дорожки земля имела коричневато-рыжий оттенок. Грязь.

Волин на цыпочках прошел вдоль стены, заглянул за угол.

— Здесь?

— Да.

— Любопытно. — Волин обернулся. — Во всей округе места, что ли, потемнее не нашлось? И с Садового свет, и от театра, и от академии. Странно как-то. — Он посмотрел на стоящие по соседству жилые дома. — Да и полночь — не самый поздний час. В наше-то время. Кто-то мог из окна их заметить. Зачем так рисковать? Проходной двор рядом, закутков темных полно, а он тащит жертву на самый свет. Почему?

— Она от него убегала, — сказал Русницкий.

— Что?

— Криминалист сказал. Девушка пыталась убежать. Он ее догнал, накинул на шею чулок, придушил, затащил за кафе и искромсал ножом. — Лейтенант поднял воротник, сунул руки в карманы плаща. — Это я к тому, что, возможно, не он тащил ее на свет, а она сама бежала к свету.

— Сюда-то? — Волин покачал головой. — Нет. Если она побежала, значит, он чем-то себя выдал. Девушка поняла, что должно произойти, и побежала. Но… Посмотри. — Он вытянул руку над головой, но не смог даже дотянуться до кромки забора Военной академии. Для убедительности Волин подпрыгнул, и все равно ничего не вышло. Зато провалился в грязь почти по щиколотки. — Для бегства хуже места не придумаешь. Шансы перебраться через забор — нулевые. — Волин шагнул на дорожку, усердно затопал, зашаркал ногами, счищая с подошв коричневые комья. Затем опустился на корточки, открыл кейс, достал сегодняшнюю газету и вытер ею ботинки. — Глухой угол, из которого нет выхода. Мышеловка. Бежать в этом направлении означало верную смерть.

— Тогда почему она побежала? — озадачился Русницкий.

— Кто бы объяснил это мне. — Волин закрыл чемоданчик, поднялся, отряхнул руки. — Надо будет подумать на досуге. Что-то тут не клеится. Поведение девушки противоречит самой примитивной логике. Ладно, пошли.

В это время дверь кафешки распахнулась, и на улицу вывалилась веселая компания. Два парня и две девушки. Остановились, закуривая. Покосились на странную пару — двух серьезных мужчин, — пошептались между собой. Девушки вдруг засмеялись, бросили на Волина с Русницким многозначительные взгляды, и компания двинулась к выходу из сада.

— Вот так зайдешь по делу, а про тебя уже думают черт знает что, — философски заметил Русницкий.

— Что ты сказал?

Волин задал вопрос рассеянно, разглядывая медную табличку с названием кафе и часами работы.

— Я говорю, думают черт знает что, — повторил Русницкий.

— Кто?

— Ну, девчонки эти.

— Какие девчонки?

— Которые из кафе только что вышли.

— А-а-а, — протянул Волин и нахмурился. — Что они думают?

— Ну, что мы эти… — Русницкий усмехнулся. — «Голубые», одним словом.

— С чего ты взял?

— А почему, по-вашему, они засмеялись?

— Ты полагаешь?

— Уверен.

Волин взглянул в сторону удаляющейся компании, затем пожал плечами и снова отвернулся к двери.

— Ну и бог с ними. Пусть себе думают. Во сколько, ты сказал, поступил вызов?

— В девять минут девятого. В журнале дежурств зафиксировано.

— Так кафе вроде открывается в одиннадцать, — Волин указал на расписание.

— Тут такое дело, Аркадий Николаевич. — Русницкий усмехнулся. — Накануне, как раз вдень убийства, сотрудники этого «богоугодного заведения» отмечали день рождения кого-то из коллег. Посидели, выпили, потом заторопились на метро. Тут ведь люди разные работают. Живут кто где. Кому-то на «Динамо» ехать, а кому-то и в Бутово с Братеевом. Убирать было уже некогда, вот они и договорились собраться с утра пораньше и к открытию навести порядок.

— Вон как, — задумчиво протянул Волин и механически принялся почесывать щеку.

— Ну да. Наши-то поначалу подумали — их рук дело. Такое ведь нередко случается, начали за здравие, а закончили бытовухой. Полтора часа тарелки, рюмки да бутылки обследовали, отпечатки пальцев убитой искали. Думали, она тоже за столом сидела. Уже и наручники заготовили, а тут примчались ребята с Петровки и оттерли нас в сторонку. В смысле поставили в оцепление. Вещдоки, понятное дело, изъяли.

— Какие вещдоки?

— Записку, окурок и чулок.

— Ты про окурок не говорил.

— Убийца курил «Мальборо-лайт». Окурок нашли рядом с телом.

— То есть ты хочешь сказать, что он резал эту женщину и курил?

— Это не я говорю, Аркадий Николаевич. Это эксперты говорят.

Волин почувствовал, как у него по спине пополз холодок. Нет, за свою жизнь он повидал всякого, но так и не смог привыкнуть к подобным вещам. Человек, хладнокровно покуривающий и одновременно кромсающий жертву ножом… Это что-то из ряда вон. Волин был убежден, что ни одна пенитенциарная система в мире не сможет исправить подобных выродков.

Он представил себе Скобцова. Если до сих пор Волин смотрел на него абстрактно, как на одного из многих задержанных, побывавших в его кабинете, то теперь ощущение было совершенно иным.

Ему вдруг пришло в голову, какую задачу он согласился взвалить на свои плечи. «Лучше отпустить виноватого, чем осудить невиновного», — гласит народная поговорка. А если этот оправданный виновный из породы таких вот чудовищ? Многие из «народных мудрецов» согласились бы жить хотя бы в одном подъезде с таким соседом? То-то. Волин вздохнул.

— Ладно, пошли. — Они зашагали к воротам сада. На ходу Волин поинтересовался, кивнув в сторону выстроившегося за оградой ряда палаток: — Ларечников опрашивали?

— Конечно. А как же? Первым делом.

— Никто ничего, конечно, не видел?

— Это уж как водится, — невесело хмыкнул Русницкий.

— Прямо человек-невидимка какой-то, — пробормотал Волин. — Убивает на самом свету — никто не видит. Выходит из сада — тоже никто не видит. А дежурных в метро опросили?