Роберт Блох - Вкус к убийству. Сборник детективных произведений английских и американских писателей

Маккелвин постепенно продвигался к нему, в уме отсчитывая остающиеся дюймы, футы и ярды, прикидывая возможную глубину резкости, оценивая степень освещенности. Он подошел ближе и пытливо посмотрел на парня, а его рассудок, словно фотовспышками, один за другим высвечивал будущие кадры. Он точно знал, что именно ему нужно.

Совершенно отчетливо, будто уже пробные отпечатки, Маккелвин видел снимок, который ему только предстояло сделать. Снимок получится: это будет второй « Снежный леопард». А он был ему очень нужен. Боже, как ему нужен был такой снимок! Налет гениальности — он должен убедить их, что все дело не в простом везении — оно было предусмотрено и подготовлено.

Где-то над головой, за бесполезно нависающим сверху каменным карнизом, послышались приглушенные голоса, которые невозможно было разобрать из-за быстро уносившего их ветра. Он не обращал на них внимания. К парню можно было подступиться только отсюда, с карниза, где сейчас и находился Маккелвин. Всем остальным пришлось бы двигаться следом за ним или попытаться зайти с другой стороны карниза, обогнув здание с южной стороны — только так можно было добраться до паренька. В любом случае — и Маккелвин знал это, балансируя на карнизе шириной не более тридцати сантиметров, ничего другого ему не оставалось, разве что парень сам добровольно не позволит себя уговорить.

Ко всему, его сосед по карнизу — то ли инстинктивно, то ли умышленно — занял такую позицию, приближение к которой делало любые попытки спасти его крайне опасными. От того места, где стоял Маккелвин, и до самого угла здания тянулась лишь гладкая поверхность стены. С другой южной стороны тоже была такая же стена, однако более длинная, и к тому же на ней оказалось гораздо меньше окон. Заходя сверху, люди будут лишены свободного обзора из-за каменного козырька. Если они попробуют развернуть сетку прямо под ними, то и это вряд ли решит проблему: слишком большим получалось расстояние от последнего окна до угла здания и оттуда — до ближайшего окна с южной стороны.

Паренек все так же стоял лицом к стене, прижавшись к углу и дрожа. Примерно в двух метрах от кончиков пальцев отведенной в сторону левой руки Маккелвин остановился. Одной рукой приподнял камеру и бросил быстрый взгляд через видоискатель. Он поймал паренька в рамку и чуть сместил камеру, чтобы в объектив также попал вертикальный обрез угла здания. Взъерошенные волосы, всклокоченная бородка, запавшие щеки прорисовывались с поразительной четкостью. Голова прижалась к камню, широко раскинутые руки вцепились в стену здания.

Клик. Клик.

Маккелвин уже видел подпись под этими поспешными, но исполненными твердой рукой снимками: Человек на каменном перекрестке.

Где-то снизу и сзади распахнулось окно и спокойный голос неспешно позвал:

— Сынок, это отец Коллинз. Именем Бога прошу тебя, вернись. Не подходи к нему слишком близко — он может увлечь тебя за собой.

Маккелвин отвел руку за спину и сделал ею жест, который мог означать, что он намерен двигаться дальше.

— Парень, — мягко позвал он, — эй, парень. Посмотри-ка сюда.

— Он идет дальше, — донесся до него голос священника, едва различимый на фоне ветра. — Какая отважная душа…

И другой голос, теперь из того окна, из которого он сам вылез:

— Ничего не предпринимайте, просто возвращайтесь назад. Это полиция. Нам нужен этот карниз. Вы меня слышите?

И снова Маккелвин жестом отказался и вытянул руку в сторону парня, словно о чем-то прося его и понимая, что это хорошо видно как снизу, так и сзади. Но ни снизу, ни сзади нельзя было увидеть и того, как он снова поднес руку к камере.

Где-то далеко внизу раздавался еле слышный звук сирены. Эд знал, что у основания здания собирается толпа, влекомая сюда загадочным, не иначе как телепатическим, чутьем зевак. Ему приходилось наблюдать подобное по всему свету.

— Парень, парень, — хрипло прошептал он.

Тот жестко царапнул щекой по камню и медленно повернул голову. Темные, измученные глаза вперились в объектив.

Клик. Клик.

Паренек посмотрел на Маккелвина, увидел его сосредоточенные глаза-щелки, неподвижно застывшую в руках камеру, отрешенный от всего взгляд и, словно желая прервать этот невыносимый кошмар, плотно закрыл глаза.

Клик. Клик.

Автоматическая камера Маккелвина позволяла сразу после сделанного фотоснимка подмотать пленку для следующего щелчка. Фокусировка была выверена до сантиметра и подобрана высокочувствительная пленка.

Маккелвин подошел еще ближе.

Сосед открыл глаза, посмотрел на Маккелвина, и впервые на его лице отразился страх. Он дрожал — высокая, худая, напряженная фигура, зависшая над бездной.

Маккелвин сделал небольшой шажок вперед.

Губы парня шевельнулись, он с трудом сглотнул.

— Стой! Уходи отсюда! — Он предпринял робкую попытку отодвинуться от Маккелвина. Его нога скользнула по отсыревшему от ветра карнизу. Он застыл в напряженном ожидании. Руки заскребли по жесткому камню, ища возможности уцепиться за него.

Клик. Клик.

И снова Маккелвин с мольбой протянул вперед руку Вдруг донесся резкий скрежещущий звук, и прямо за спиной к Маккелвину сползла тяжелая веревка.

Сверху послышались глухие голоса:

— Веревка! Хватайтесь за веревку!

А из-за спины, из последнего окна на двадцать пятом этаже:

— Не выйдет. Конец слишком далеко, не ухватиться. Чересчур рискованно.

Маккелвин пристально изучал парня, а у того во взгляде отчетливо сквозила горечь. Маккелвин не сводил с него глаз. Человек на каменном перекрестке. Здорово, даже прекрасно, но не то! Это не был еще один «Снежный леопард». Он знал, что именно ему нужно, точно так же, как и тогда, несколько лет назад, во время гималайской экспедиции, когда впервые в жизни увидел снежного леопарда.

Они пересекали один из громадных снежных склонов, ослепленные низко висящим утренним солнцем. Маккелвин остановился немного отдышаться — на высоте в двадцать одну тысячу футов сердце бешено колотилось в груди. Он поднял взгляд на высившуюся вдали вершину, словно проросшую сквозь снег, очищенную от него мощными ветрами, и казавшуюся на фоне снега и темноголубого неба почти красной.

Глядя на этот утес, он уловил едва различимое движение у его основания и, одев очки, почувствовал, как у него перехватило дыхание.

Там что-то двигалось — белое и волнистое; он поднял бинокль и сфокусировал его. Животное, покрытое густой шерстью, с маленькими ушами и длинным, медленно покачивающимся хвостом. Прекрасное белоснежное создание — настоящая поэма в движении, беспокойно наблюдавшее за маленькой партией шерпов и альпинистов.

И тут Маккелвин понял, что видит редчайшего снежного леопарда, лишь нескольким людям удавалось когда-либо наблюдать его. Он быстро окинул взглядом взметнувшуюся ввысь вершину ржаво-красного утеса, прямо под которым располагался большой заснеженный выступ. С другой стороны пологий склон — словно продолжая этот выступ — вдруг отвесно обрывался вниз, исчезая где-то в темно-голубых глубинах. Маккелвин почувствовал, что это его тема, именно тот снимок, который принесет ему известность. И понял, как можно сделать его.