Джозеф Файндер - Жесткая игра

Его голова дернулась. Он рухнул.

Над ним теперь стояла Эли, крепко держа «смит-вессон». Руки ее дрожали, но глаза горели яростным огнем.

Канадская полиция продержала нас в Ванкувере почти четыре дня.

За двух выживших налетчиков тут же взялся Отдел особо тяжких преступлений. Бака Хога увезли на вертолете в больницу. Он умер во время операции. Тревиса Брамли посадили в камеру предварительного заключения. Через некоторое время он предстал перед судом по обвинению в убийстве. Насколько мне было известно, сам Тревис никого не убивал, но, как показало следствие, он все же совершил тяжкое преступление.

Тела погибших перевезли в Ванкувер на вертолете и отправили на вскрытие. Остальных долго допрашивали, меня — дольше всех, разумеется. После того, как перевязали в больнице.

Когда безумная радость освобождения схлынула, наступило полное опустошение. Пережитое дало о себе знать. Между расспросами полицейских мы много спали, много говорили и постоянно звонили родным и друзьям.

Я сразу заметил, что Клайв Райланс, Аптон Барлоу и даже Кевин Бросс стали относиться ко мне гораздо теплее. Впрочем, это была не просто благодарность за то, что я сделал. Эти господа чуяли кадровые перестановки за версту.

И только Эли была молчалива и выглядела потерянной. На второй день я наконец смог переговорить с ней с глазу на глаз. Мы сидели в холле здания полиции.

— Словно что-то пожирает меня изнутри, — произнесла она, уставившись в пол. — Снова и снова прокручиваю в памяти все, что произошло. Я не такая, как ты, Джейк. Никогда не смогу об этом забыть!

Я придвинулся ближе, взял ее за руку:

— Я понимаю тебя, поверь мне.

И рассказал ей все то, о чем никогда никому не рассказывал.

Это был наш последний день в Ванкувере. Я в одиночестве завтракал в ресторане отеля, когда ко мне подошел Аптон Барлоу.

— Не возражаете, если я сяду?

— Пожалуйста.

— Я недооценил вас, мой друг.

Я не знал, что на это ответить, поэтому промолчал.

— Мне все еще кажется невероятным, что Джефф Латимер воровал деньги у компании. И в таких масштабах. Да, чужая душа потемки.

— Думаю, все было немного сложнее.

— Конечно! — ответил он и, делая вид, будто эта мысль только что пришла ему в голову, спросил: — А о чем он говорил… в самом конце?

Разумеется, он хотел узнать кое-что другое: рассказал мне Латимер обо всем или нет?

Наклонившись поближе к нему, я прошептал:

— Могу сказать вам только одно, Аптон. Грядут перемены, причем на самом верху. Думаю, вы и сами знаете.

Он кивнул, прокашлялся:

— А что вам известно об этих… переменах? — Как его, должно быть, бесила необходимость задать мне этот вопрос!

— Я знаю, что Шерил благосклонно отнесется к тем, кто будет сотрудничать.

— Сотрудничать?

— Полетят головы. Вам решать, хотите ли вы сохранить свою…

Получив гарантии Шерил, которая согласилась не передавать его в руки правосудия, Аптон Барлоу с готовностью рассказал обо всем.

О том, как ее предшественник, Джеймс Роулингс, попросил своего доверенного юрисконсульта, Джеффа Латимера, открыть офшорное предприятие на Виргинских островах.

Идея принадлежала Хэнку Бодину, но потом Роулингс решил увеличить годовой доход в три раза и переместил на офшорные счета денежные активы компании. Никто не заметил их отсутствия, и пятьдесят миллионов должны были превратиться в сто пятьдесят.

Осторожный Латимер предупреждал босса, что эти операции слишком рискованны. Но Джим Роулингс предпочел рискнуть, чтобы получить побольше неучтенной наличности для так называемых «компенсаций». Короче, ему были нужны деньги на разнообразные взятки.

Надо отдать должное Роулингсу: пока он стоял у руля, дела «Хаммонда» за рубежом шли как по маслу.

Речь шла не о тех четырехстах тысячах, которые Бодин приказал Латимеру перевести на офшорный счет нужного офицера Пентагона. В карманы министров иностранных дел и диктаторов стран третьего мира уходили миллионы.

Роулингс, конечно, не ожидал, что его фонды исчерпаются. Едва ли он хотел поставить Латимера в безвыходную ситуацию: найти сто миллионов для удовлетворения маржевых требований именно тогда, когда инвестиции иссякли. Если бы Роулингс был жив, он бы нашел способ выпутаться…

И конечно, никто не ожидал внутреннего расследования, которое перекрыло Латимеру доступ к активам.

— Если бы Роулингс не умер внезапно за игрой в гольф, ничего этого не случилось бы, — говорил потом Аптон Барлоу. — Ненавижу гольф.

Я едва не опоздал на обратный рейс.

Мне выпала сомнительная честь быть допрошенным лично главой Отдела особо тяжких преступлений Королевской конной полиции. В процессе разговора он получил мое подростковое полицейское досье и начал с таким энтузиазмом грызть мятные драже, что стало ясно: гончая учуяла дичь.

И все же он меня отпустил, когда все уже были на борту самолета. Ради меня даже задержали рейс.

Поднявшись по трапу, я вошел в салон.

Обернулся, чтобы занять свободное место, и вдруг… Кто-то захлопал в ладоши, и вскоре раздался шквал аплодисментов. Я улыбнулся, скромно склонил голову и проскользнул к ближайшему незанятому креслу. Моим соседом был Хэнк Бодин.

Он говорил по мобильному и, как только я оказался рядом, пересел на другое место. Первую половину полета он все звонил и звонил и с каждым звонком выглядел все более разочарованным.

А потом меня вызвала к себе Шерил.

Эли впустила меня в директорский кабинет, отошла к шикарному столу красного дерева и открыла свой ноутбук.

Шерил в это время говорила по телефону. Я присел на стоявший рядом диван, открыл «Уолл-стрит джорнал» и начал просматривать рецензии на фильмы, делая вид, будто вовсе не прислушиваюсь.

— Джерри, — почти кокетливо говорила она, изредка посмеиваясь, — ты же знаешь, я уже давно за тобой охочусь. О, тебе понравится Лос-Анджелес! Разве тебе не надоел этот бесконечный дождь? Вот и мне… Ну что ж, рада была вновь тебя услышать, думаю, мы сумеем договориться. Жду с нетерпением!

Закрыв телефон, она посмотрела на меня. Да, Шерил была в игривом настроении.

— Джейк, как вы понимаете, по возвращении в офис нас ждет много работы. На тридцать третьем этаже появится много свободных кабинетов, и я хочу, чтобы вы заняли один из них. Как мой личный помощник.

— Благодарю. Но, боюсь, я просто не создан для тридцать третьего этажа. Я путаю вилку для салата и вилку для рыбы. Могу ляпнуть что-нибудь совсем не к месту. Это… просто не мое.

Она пристально посмотрела на меня:

— Вообще говоря, на тридцать третьем нам порой не хватает вашей откровенности…

— Я не могу подвести Майка Зорна, — робко улыбнулся я. — Надо же разобраться с этими «цыплячьими заклепками»…