Марина Эльденберт - Жертва

Она фыркнула и повернулась к нему спиной, собирая в рюкзак книжку, телефон и ключи от машины.

— Я пришлю вам цветы на могилку, профессор. Не факт, что будет куда, правда. Вряд ли от вас вообще что-нибудь останется.

Он подозрительно притих на несколько секунд, а потом снова решил поиграть в героя.

— Стой! — Предполагалось, что это должно звучать грозно, но Беатрис чуть не расхохоталась в ответ на это заявление. — Ты сейчас обычный человек и вряд ли выживешь от выстрела в голову.

Первый порыв уже прошел, и ей не хотелось свернуть ему шею. Рано или поздно профессору и так оторвут голову — либо по приказу Вальтера, либо кто-нибудь по собственной инициативе доберется. Можно только предположить, что смерть его не будет легкой, как июньский ветерок.

— Если ты так жаждешь моей смерти, зачем вытащила из горящей машины и притащила сюда? Какие у меня шансы?

Беатрис остановилась у двери, одним рывком открывая её. Обернулась и показала ему средний палец.

— Про шансы я тебе уже рассказала, — фыркнула она, — дальше сам разбирайся со своим дерьмом.

Оставив Торнтона наедине со своими мыслями, пистолетом и прочим багажом, она спустилась по лестнице вниз, положила ключи от номера на стойку и вышла на улицу. Прислонившись к машине, достала пачку сигарет и закурила. Обещание, данное себе, снова было нарушено. Не так-то просто избавиться от вредной привычки, особенно когда жизнь подбрасывает сюрприз за сюрпризом.

В другой жизни сигареты не причиняли организму никакого вреда, но и расслабляться не особо помогали. Сейчас это был скорее отвлекающий маневр: пока вокруг вился сладковатый аромат, она немного успокоилась и сосредоточилась. Снова и снова жадно затягивалась и выдыхала вишневый дым. Беатрис усмехнулась мысли о том, что сигареты — это один из тех случаев, когда качество ядовито не меньше низкой пробы.

Она должна была остаться рядом с ним и вести себя совершенно иначе, но актриса из неё действительно была никакая. Видеть перед собой человека, не испытывающего по поводу собственноручно сотворенного геноцида ни малейшего чувства вины, было выше её сил. Чем-чем, а лицемерием Беатрис никогда не могла похвастаться.

Она достала телефон и нажала быстрый набор.

— У нас не задался разговор. Он явно захочет свалить. Нужна помощь.

— Понял.

С человеком, с которым она только что общалась, Беатрис не встречалась ни разу. Все их встречи и беседы проходили заочно, по телефонам или в онлайне. Хотела бы она посмотреть на этого загадочного Кроу, которому так доверял Вальтер.

Беатрис села в машину, приоткрыв окно, и повернула ключи в замке зажигания. Торнтон подоспел как раз вовремя, ей уже становилось скучно.

— Шэрон! — профессор наклонился к ней и закашлялся, когда Беатрис откровенно по-хамски выпустила струйку дыма прямо ему в лицо. — Я понимаю, что наши пути расходятся, но не пешком же мне идти. Подвезите меня в первый город на вашем пути.

— Шерил, — уточнила она, — тысяча долларов. И не вопрос.

— Вы издеваетесь?

— А на что это похоже?

— Договорились, Шерил, — он выделил интонацией ее имя и повторил. — Первый город.

Торнтон обошел машину, скинул вещи назад и сел на пассажирское сиденье. Она сильно сожалела, что во время аварии на трассе от профессора не остались только его наработки. Вряд ли он настолько уникален, и ученые Вальтера не разберутся во всем без его помощи. Зато ей не пришлось бы ломать комедию. Беатрис молча улыбнулась своим мыслям. Докурила, затушила сигарету и бросила в пепельницу, нажимая на педаль газа. Мягким этот старт назвать было нельзя, но она и не обещала ему приятной поездки. В скором времени Торнтон сильно пожалеет о том, что не пристрелил её в номере.

Хилари приходила в себя после экзекуции. Как иначе назвать то, что с ней делали, она не представляла, и вспоминать об этом не хотелось. Каждая клеточка тела сжималась в ожидании новой порции боли, когда она мысленно возвращалась к этим моментам. Растянутое на железной поверхности тело, к самым чувствительным точкам подведены электроды, на которые по нарастающей подается все большее напряжение…

Она свернулась клубком, плотнее закутываясь в покрывало. Её начинало знобить, хотя в помещении было достаточно тепло. На Хилари сейчас была свободная длинная рубашка больничного типа, но она по-прежнему ощущала себя голой и грязной, несмотря на то, что по возвращении приняла душ.

Это место больше не ассоциировалось у неё с больницей, скорее с тюрьмой строгого режима, концлагерем или застенками в подразделении Ордена. К счастью, подобная участь миновала, но по её представлениям где-то так заведения подобного толка и должны были выглядеть. Дверь открылась, и Хилари непроизвольно вздрогнула, но не пошевелилась. Не обернулась и тогда, когда услышала шаги.

Вернуть хотя бы часть тех способностей, что были у неё, и она бы разнесла это место ко всем демонам, выражаясь словами Джеймса. После нескольких месяцев работы в России это выражение накрепко прицепилось к его лексикону.

— Телесные наказания самые действенные, правда? — говоривший подошел к кровати, взял единственный стул и сел рядом. — Хилари, в ваших же интересах повернуться ко мне лицом.

Подавив в себе неконтролируемый животный страх и отчаянное желание выплюнуть ему в лицо оскорбление, Хилари открыла глаза и села на кровати. Во внешности этого визитера было нечто глубоко отталкивающее, хотя большинство женщин назвали бы его красавчиком. Она всегда видела разницу между мужской красотой и тем типом внешности, обладатель которой сейчас сидел перед ней.

Слегка вьющиеся темно-каштановые волосы и пронзительные карие глаза, одет как модель из рекламы дорогих часов или элитного мужского парфюма. Казалось, он смотрит сквозь тебя и наслаждается своим превосходством. Хилари встречала подобные взгляды и таких людей.

— Сколько вам было лет? — неожиданно спросила она.

— Вы либо очень смелы, либо очень глупы, — произнес он, сделал паузу и ответил, — немногим больше семисот. Вам стало легче?

— Нет.

— Это хорошо. Вы по-прежнему не ответили на мой вопрос, Хилари. И это последний раз, когда я напоминаю вам об этом. Так как вы считаете?

Он смотрел ей в глаза и будто заставлял переживать все это снова и снова, секунду за секундой, минуту за минутой: унижение и боль. Боль, повторения которой она отчаянно страшилась.

— Возможно, — негромко ответила она.

— Возможно — это уловка тех, кто боится сказать «да», Хилари. В основу любого телесного наказания заложен древнейший из инстинктов — подсознательный страх любого живого существа перед болью. Боль — самый откровенный сигнал об опасности, и всеми силами любой, кто способен её ощущать, стремится избежать этого.