Кэти Сьюэлл - Западня

— Тут, наверное, ничего нет из того, что я могу есть, — заметил Марк, исследуя меню.

— Как насчет большой тарелки овсянки с корицей и медом, хрустящих ржаных хлебцев с печеными бобами и жареными помидорами и грибами, тостика с маргарином и джемом плюс фруктовый салат? — бросил Давид, ровняя пальцами загнутые края пластикового меню.

Очевидно, есть брешь, через которую можно подобраться к этому мальчишке, и эта брешь — еда. При очевидном отсутствии понимания со стороны матери и не совпадении с общими пищевыми пристрастиями жителей города, бедный мальчишка переживал нелегкие времена в поисках вегетарианской пищи. Блеклые глаза загорелись, но потом плечи сгорбились, и он скептически произнес:

— Сомневаюсь, что у них все это есть.

Все это было, и Давид, который и сам любил всякие овощи, присоединился к этому пиру. Когда они закончили жадно поглощать все это в сосредоточенном молчании, Давид решил попробовать еще раз:

— Я понимаю, что все это свалилось на тебя вопреки твоей воле, но давай хотя бы попытаемся стать друзьями.

Марк глянул на свои массивные часы.

— Да просто посмотри на нас! — воскликнул он. — Мы совершенно непохожи. Ты точно не мой отец! Может, сестры, но не мой!

— Но это невозможно, — запротестовал Давид, — надеюсь, что ты это понимаешь.

— Я не твой сын. Я просто уверен в этом. Иди поищи кого-то другого. — Мальчик, казалось, пожалел о последних словах и добавил: — Как же я наелся!

Давид торопился в больницу. Теперь, спустя неделю, он понимал, что был прав, согласившись на совместительство. Пять тысяч долларов будут весьма кстати. В этом городе ничего не делалось бесплатно. Возможно, это было самое дорогое захолустье в мире, а ему еще предстояло начать выплачивать что-нибудь Шейле. Он ни на шаг не приблизился к выяснению истины; наоборот, кажется, ему придется-таки признать свое прямое родство с этими близнецами. Когда он пытался думать о времени их предполагаемого зачатия, память молчала. Может, потому, что он очень часто возвращался к этим воспоминаниям. И ни один человек, с кем бы он ни говорил, не мог ничего толкового ему подсказать. Миранда показала их свидетельства о рождении без всяких просьб с его стороны (но, может, по просьбе Шейлы). И даты полностью соответствовали. Но в любом случае, пока он не готов уехать, работа давала еще одну уважительную причину задержаться и не позволяла просто бездельничать и размышлять.

Марк был прав, Шейла бесилась от злости. Она не хотела, чтобы он находился в больнице, и точка! Однако Хогг лично нанял его, и это значило, что не в ее компетенции остановить его. Ее угрозы по поводу иммиграционных служб были пустым звуком. Хогг знал, как обойти это препятствие. Все дело в правильном оформлении бумаг.

— Ты сказал Хоггу, — шипела она, когда они готовились вправлять грыжу какому-то младенцу.

— Да, сказал. Он обещал никому не говорить. — Давид уже вымыл руки и теперь натягивал хирургические перчатки. — Ну и что? — добавил он раздраженно. — Он лечащий врач детей. Я поражаюсь, как ты сама ему не сказала. И потом, кто же тогда проводил забор крови на анализ у тебя и Марка?

Шейла отвела взгляд, сжатые челюсти выдавали ее напряжение.

— Какая разница? — фыркнула она. — Один из здешних врачей, который не задавал вопросов.

— А, значит, он, — заметил Давид, вычеркивая доктора Этайлан, женщину-гинеколога, и Надю Кристофф, молодого терапевта, только что окончившую обучение. Это не имело значения, но ему надоели секретность и таинственность и хотелось посмотреть, как она будет изворачиваться.

— Черт, ты настоящая заноза в заднице, — призналась Шейла. — Если это для тебя так важно, это был Иен. Но оставь его в покое. Он умирает, ему не нужны твои допросы с пристрастием.

Давид чуть не выпалил, что именно с ее помощью он дошел до такого состояния, но придержал язык. Не хотелось компрометировать Иена. Вместо этого он спросил:

— Умирает? С чего ты взяла, что он настолько болен?

— У него печень ни к черту, если ты не заметил.

«Его смерть будет большой потерей для твоего годового дохода, сука!» — подумал Давид, но ему пришлось проглотить свое отвращение. Он пытался подавить растущую враждебность по отношению к ней, такое отношение не улучшало ситуацию, но после того как он выяснил основную причину физического и духовного падения Иена, его финансового краха… У Давида появилась навязчивая фантазия, особенно когда он вспоминал, в чем Шейла обвинила его. Он хотел причинить ей боль. Давида очень беспокоила эта мысль; ему никогда раньше не хотелось сделать кому-нибудь больно. Иногда даже он задавался вопросом, не кроется ли за этой фантазией какой-то нездоровый сексуальный мотив? Но нет, он чувствовал только гнев, отвращение и возмущение. Шейла — само зло, он ненавидел ее такой, какой она стала.

Атмосфера во время операции была не очень хорошей. Давид попросил составить расписание его дежурств таким образом, чтобы, по возможности, не пересекаться с Шейлой, но ему сказали, что именно она и составляет расписание. И хотя они на дух не переносили друг друга, женщина, очевидно, чувствовала, что нельзя спускать с него глаз. Если бы не она, Давиду по-настоящему нравилась бы его работа, настоящие пациенты с настоящими проблемами. Тут встречались сложнейшие случаи, и он мог с ними справиться благодаря своему опыту, зрелому мастерству, приобретенному упорным трудом. Оглядываясь назад, он вспоминал свои опасения четырнадцатилетней давности. Он не совсем соответствовал тогда своей работе. Он сравнивал здешнюю практику с работой в Кардиффе, где постоянно появлялись все новые технические приспособления и доктора должны были учиться работать на них. Здесь все было иначе. Оборудование было устаревшим, и врачи работали, глядя на пациента, цвет его тела и лица, дыхание, частоту пульса, вместо того чтобы уткнуться носом в мониторы приборов, которые обезличивают процесс лечения и превращают людей в системы органов, которые нужно удалять или ремонтировать. Он открыл в себе кое-что новое: ему нравилась такая работа руками, нацеленная на человека медицина, лечение простых людей. Работа часто рискованная, порой пугающая, но иногда очень благодарная.

Его последним на этот день пациентом был Джозеф, внук Медведя. Он очень удивился, увидев Давида в приемной.

— Вот уж кого не ожидал здесь встретить! — воскликнул он, когда увидел Давида за столом врача. — Я думал, вы в отпуске. Меня обычно осматривает военный врач, Леззард. Он все знает о моем состоянии.

— Я тут только временно, заменяю… — Давид просмотрел записи в карточке. Он увидел, что у Джозефа гипертрофический диабет. — Доктор Леззард говорил вам о необходимости снижения веса? — спросил Давид, и в его памяти предстала высокая массивная фигура Брюса Леззарда — настоящий человек-гора!