Брайан Форбс - Порочные игры

— Ну, сами-то вы так не считаете.

— Да нет, считаю, к великому удивлению ваших читателей. Как там у вас говорится — «развешивать колокольчики»? — Он сделал паузу, пристально глядя мне в глаза. — Тогда я, пожалуй, добавлю, что жертва была изнасилована.

— Бедная девочка, — посетовал я. — Как отвратительно!

— Да. Но вот вам ваши колокольчики; в жизни часто бывает как в книгах. — Он выдержал паузу и продолжал, смакуя каждое слово и не сводя глаз с моего лица. — Знаете, ведь вы сами напустили таинственности в эту историю.

— Каким образом?

— Вы все время говорили о жертве — «она». Но это не девочка, это мальчик. Очень симпатичный юноша — что верно, то верно, поэтому-то и понятна ваша ошибка. — Он закрыл свой блокнот. — Так что, мистер Уивер, нам обоим есть о чем поразмыслить.

Перед уходом из полицейского участка я был предупрежден, что, поскольку являюсь единственным свидетелем, меня вызовут для дачи показаний позже, когда будут установлены участники событий.

Я вернулся в «Гритти-Палас» в полном замешательстве. У меня был уже не один случай рассказать о своей возможной встрече с Генри, но делать этого я не хотел. Заяви я о внезапном появлении человека, считавшегося мертвым, возникли бы новые подозрения, тем более что это могло быть связано с убийством. Чем больше я над этим размышлял, тем сильнее старался убедить себя, что стал всего лишь жертвой игры моего подсознания — ассоциации с Софи и с Венецией. Если это был Генри, то как можно объяснить его знакомство с убитым юношей? Во всем этом не было никакого смысла.

Нельзя сказать, что я потом активно участвовал в конференции. Перед глазами все время стояли Софи, Генри, старик, погибший мальчик. Их образы были куда реальнее всего, что там обсуждалось. Как я и предсказывал Биллу, на заседаниях принимались увесистые резолюции, но вряд ли они могли помочь тем, кто нуждался отнюдь не в пышных словах. В заключительном заявлении мы в очередной раз провозгласили свою солидарность; призвали, между прочим, ирландские власти отменить смертный приговор Салману Рушди. Так что все участники могли разъехаться по домам, окруженные ореолом святости. Мы обменялись адресами с немецкой дамой, и я обещал ей сделать все возможное, чтобы найти издателя для ее работы.

До Хитроу мы с Биллом летели вместе. В самолете он достал пачку фотографий, отпечатанных накануне вечером.

— Есть несколько вполне приличных. Я, конечно, так и не освоил эту чертову штуку, но некоторые снимки получились нормально, правда?

Он показал их мне. По большей части это были обычные туристские виды, неумело кадрированные, — в общем, постоянный источник обогащения фирмы «Кодак». Просматривая их из вежливости, я наткнулся на снимок убитого мальчика на палубе катера и стал вглядываться в его обескровленное лицо. Даже мертвый он сохранил сходство с юной Софи. Я вновь вернулся в прошлое. Иные картины, не смываемые временем, всплыли в памяти.

Почти все ежедневные газеты напечатали тогда сообщение о предположительном самоубийстве Генри, не придавая, впрочем, этому серьезного значения. В «Сан», как и ожидалось, мое имя было связано с Софи. «Автор романов-триллеров Мартин Уивер, друг молодости, когда-то имевший романтическую связь с женой Блэгдена, сказал, что потрясен столь трагическим концом многообещающей карьеры. Он назвал Блэгдена усердным членом парламента, которого бесстыдно обходили назначением на посты в Кабинете».

«Мэйл» раскопала фотографию, где мы втроем были сняты на отдыхе на юге Франции: Софи в бикини — само очарование и привлекательность, и мы с Генри — пара очкастых сексуальных кретинов. Я внимательно прочитал все газеты. В большинстве сообщений просто приводились основные факты со ссылкой на Си-эн-эн; утверждалось, что Генри был в Москве парламентским наблюдателем. Ожидалось вскрытие тела, а политический помощник Генри, по словам «Таймс», намеревался позже заказать заупокойную службу. Мое внимание привлекло маленькое сообщение в «Телеграф»: их корреспондент в Москве сумел взять интервью у горничной в гостинице, обнаружившей тело в уборной его номера.

Что бы там ни думали о моих профессиональных достижениях, я горжусь тем, что всегда слежу за порядком фактов и событий в своих романах (как я убедился, читатели цепляются к любой ошибке с раздражающей настойчивостью), поэтому упоминание об уборной вызвало у меня моментальную реакцию. Генри был ростом шесть футов с лишним, а когда я его видел в последний раз, он весил, должно быть, фунтов 180. Самоубийство через повешение — штука хитрая; в высшей степени сомнительно, чтобы мужчина его габаритов смог повеситься в уборной, высота которой чуть больше его роста. Я пошел в собственную уборную и провел эксперимент. Во мне 160 фунтов, и я ниже Генри, но стоило мне повиснуть на перекладине для вешалок, как она моментально начала гнуться. Оторвать от пола ноги я тоже не смог. В общем, я убедился в том, что повеситься таким способом не только маловероятно, но и невозможно.

Тогда я решил отыскать помощника Генри, чтобы попробовать узнать у него телефон Софи и выведать еще какие-нибудь подробности. Он оказался на редкость самоуверенным субъектом с усиками, похожими на пятно грязи под носом, и разговаривал очень неохотно. Да, несомненное самоубийство (это было сказано, пожалуй, чересчур поспешно). Генри воспользовался электрическим шнуром, и, согласно предварительному рапорту, смерть наступила за несколько часов до того, как обнаружили тело.

— Он был чем-то угнетен, когда уезжал?

— По-моему, нет.

— А как миссис Блэгден? Как она это перенесла?

Он помолчал, прежде чем ответить.

— У меня пока не было возможности связаться с ней, — сказал он наконец как-то небрежно. — Ее нет в стране; кажется, она в Штатах. Во всяком случае, за границей и в разъездах. И как раз эти чертовы дополнительные выборы, — добавил он, невольно съехав в non sequitur. [8] Невпопад, вне логики (лат.). — Между нами говоря, в центральном бюро считают, что с его стороны было чертовским занудством повеситься в тот момент, когда мы по опросам отстаем на семь пунктов. Есть указание замять это дело, хотя, конечно, я глубоко скорблю.

Я пропустил мимо ушей его крокодилову скорбь.

— Ну хорошо, если вы найдете его жену, пожалуйста, попросите ее позвонить мне. Я бы хотел ей помочь, чем смогу.

— На меня сбросили всю мороку: лететь в Москву, участвовать в этих процедурах, — продолжал он, словно не слыша. — Представляете, какая будет канитель со всеми этими экс-коммуняками, которые мечутся как глупые цыплята.

— По этому поводу я бы не волновался. Уж с чем они умеют обращаться, так это с трупами, — заметил я. — Вы не забудете мою просьбу насчет Софи?