Пол Сассман - Лабиринт Осириса

Уильям еле сдержал желание крикнуть: «Так оно и есть, черт тебя возьми!»

– Я сорок лет управлял корпорацией. «Баррен» – это я. В том, чего достигла компания, только моя заслуга. И вдруг появляется нюхающий кокаин и таскающийся по шлюхам мот и начинает меня учить.

Старик закашлялся, соты его потрепанных легких сдавали под грузом разгоравшейся ярости, лицо побагровело. «Вот бы он сейчас задохнулся насмерть, – подумал Уильям. – Избавил бы нас всех от хлопот».

– Таскающийся по шлюхам мот! – снова начал Баррен-старший, указывая трясущимся пальцем на сына. – И туда же: учит меня бизнесу. Настраивает против меня совет. Идеи! У тебя в жизни не было ни одной путной идеи!

Тираду прервал новый приступ кашля. Старик выхватил из кармана платок и приложил к губам. Сдернул со стоявшего рядом столика пластиковую маску, накрыл ею лицо и отчаянно вдохнул кислород, поступающий по трубке из стоявшего на полу баллона. Глаза сверкали, как шары расплавленного металла. Уильям заставил себя не отвести взгляда, но, Господи, каких это потребовало усилий, всей его воли! Он держался несколько секунд, пока не решил, что добился своего – показал, что его не запугать (хотя на самом деле боялся, боялся до того, что готов был замочить и замарать штаны), и тогда повернулся и пошел к валяющимся на полу бумагам. Наклонился, поднял, разгладил скомканные страницы. Хрипы отца за спиной стали похожи на рык готовящегося к прыжку хищника.

Когда Уильям был еще ребенком, когда была жива мать, он нарисовал фамильное древо. Получилась красивая, занятная вещица – наподобие одного из тех дубов, которые обрамляли подъездную аллею к дому. Имена родственников висели, словно желуди, на раскидистых ветвях кроны. Он работал над рисунком почти месяц, стараясь, чтобы все было правильно и ни один человек не забыт. Основная мужская линия: прадед, дед, отец и он сам – располагалась на стволе, а золотая краска подчеркивала ее главенствующую роль в семействе. С помощью садовника Арнольда – большого мастака в подобных вещах – он своими руками сделал рамку и вручил отцу на его пятидесятилетие, уверенный, что уж это откроет сердце старика и убедит его, что Уильям достоин носить их фамилию. Но отец только мимоходом покосился на подарок и тут же отложил в сторону. «Не думаю, что и твое имя следовало писать золотом» – это был его единственный комментарий.

Теперь, глядя на скомканные странички, Уильям вспомнил то генеалогическое древо. Двадцать пять лет назад он был сломлен неблагодарностью отца. Но сегодня, давно распрощавшись с надеждой добиться расположения старика, не так остро отреагировал на его слова. Он не ждал и не добивался одобрения. Документ, который он написал, был скорее вызовом, брошенной отцу перчаткой. Высунулся из-за парапета и предупредил не только отца, но и весь совет, что готов начать разминать мускулы. Старик это понял. И отсюда его ярость. Волнующее открытие! До Уильяма дошло: его папочка испугался! Старый слон пришел в бешенство, встретив в сердце джунглей более молодого и здорового соперника. Цепляясь за эту мысль, он повернулся, готовый к развязке.

– Мне нужно больше власти, отец. – Он не сумел скрыть дрожь в голосе. – Я просил об этом раньше и прошу снова. Вы не можете находиться у руля вечно. Пора начать передавать бразды правления. Я к этому готов.

Глаза отца сверкнули еще свирепее. Прозрачная кислородная маска запотела от его сопенья.

– Никогда! – прохрипел он.

– Пора, отец. Давно пора.

Несколько мгновений старик молча смотрел на него, его грудь вздымалась. Затем нарочито медленно опустил маску. Он не сводил с сына взгляда, и тому казалось, что за столом не человек – огромный валун, готовый сорваться с места и сбить его с ног. Тиканье часов стало громче, подчеркивая и сгущая напряжение в библиотеке.

– Этого не будет! – Натаниэль Баррен поднял кулак размером с бейсбольную перчатку и треснул по кожаной поверхности стола. – Ты уяснил, парень? Ты никогда не встанешь во главе корпорации «Баррен». Ни теперь, ни в будущем. У тебя нет задатков. Не было и не будет. И чем быстрее ты привыкнешь к этой мысли, тем лучше будет для тебя.

Он снова прижал к лицу кислородную маску и постарался восстановить дыхание. Уильям молча стоял перед ним. Он всегда знал: отца убеждать бесполезно, он все равно со своего не сойдет, но надо было довести ситуацию до кульминации. Убедить себя самого, что путь, который он выбрал, единственно возможный. Он предпочел бы, чтобы это случилось позднее, чтобы успеть расставить все по своим местам. Но после того как из-за кокса выставил себя дураком на совете директоров, хотел утвердиться. Поэтому написал документ, который сейчас держал в руках. И отправился на встречу с отцом. Приближался эндшпиль. Он чувствовал какую-то странную легкость. «Ты сильный. У тебя все под контролем». Уильям еще немного постоял, заставляя себя выдержать бешеный взгляд отца. Затем кивнул и направился к двери. Открыл створку и на пороге обернулся.

– Она умерла, отец. Ушла и больше никогда не вернется. Остался только я. Я – Баррен. И к этой мысли вам лучше привыкнуть.

Голос отца долетел до него сквозь закрытую дверь.

– Только через мой труп.

– Ты читаешь мои мысли, – пробормотал Уильям.

Выйдя из кабинета, он немного отдохнул, привалившись к стенной панели, тяжело дыша и пытаясь прийти в себя. Затем прошел по коридору и спустился по парадной лестнице мимо хмурых лиц предков. Внизу его ждал Стивен.

– Надеюсь, встреча прошла удачно? – спросил слуга.

– Именно так, как предполагалось, Стивен. Именно так.

Дворецкий, ничего не ответив, бесстрастно смотрел на Уильяма. Тот бросил взгляд на лестницу и подумал, что когда-нибудь и его портрет по праву займет место в галерее славы Барренов. Возглавит ее. Затем, похлопав Стивена по плечу, сел в машину и понесся по подъездной дорожке. К кокаину он не прикоснулся. Иногда получается словить кайф без наркотиков.

Израиль

На обратном пути в Иерусалим, вдавив педаль газа в пол, чтобы не опоздать на встречу с Довом Зиски, Бен-Рой позвонил хозяину армянской таверны Георгию Асланяну. Тот подтвердил, что армянское слово, означающее «золото», может употребляться и как имя собственное, и как обычное существительное, и как прилагательное «золотой».

– Какой бы тебе привести пример из иврита? Вот Хайм или Илан… имена людей. В то же время эти слова означают «жизнь» и «дерево». Тот же принцип.

Объяснение Георгия заставило детектива серьезно задуматься. Если слово, несколько раз отпечатавшееся в найденном в квартире Ривки Клейнберг рабочем блокноте, означает имя девушки, а не ссылку на реальное золото, следовательно, тема «“Баррен” – румынские золотоносные копи» не что иное, как ложный след. А если «Баррен» – ложный след, возможно, и «Немезида» из той же оперы. Не исключено, что половина ниточек, за которые он тянул, вообще никакие не ниточки. Бен-Рой на мгновение испугался, что все результаты расследования, какими бы мизерными они ни были, рушатся у него на глазах.