Джон Тренейл - Врата Совершенного Знания

Ли не нуждался в каких-либо специальных познаниях, чтобы сообразить: зазубренный наконечник окажется в пазу в тот самый момент, когда лучник завершит свой поворот и направит стрелу прямо в сердце Ли.

Наконечник был уже на полпути к цели, когда Ли обернулся, почувствовав чье-то присутствие. Рядом с ним встал У. Он наверняка заметил смятение гостя, но даже глазом не моргнул. Ли снова посмотрел на лучника. Стрела завершила последние несколько миллиметров полукруга и застыла.

— Не слишком теплый прием, — раздался визгливый старческий голос, — для человека, который решил спасти Тайвань. Вы оказали честь этому дому, Ли Лутан. А-Хуан, опусти лук, ты сможешь потренироваться в другое время.

Лучник ослабил тетиву и, повиновавшись знаку старого китайца, ушел.

— Это мой отец, — прошептал У Тайцзи. — У Гэкан.

— Если речь зашла о чести, — спокойно ответил Ли, — в таком случае это честь для меня. Моя мать учила меня, что ваше имя, господин, равнозначно понятию «свобода».

Старик, к которому было обращено это торжественное приветствие, откинул голову и рассмеялся, словно пренебрегая выспренней лестью. Худощавый и сутулый, он ходил, опираясь на трость, но все еще был полон жизненных сил. Ли заметил, что у старика не хватает многих зубов, и поэтому щеки его ввалились, но других признаков увядания почти не было. Он носил маленькие очки с шестиугольными линзами, непомерно увеличивавшими глаза, отнюдь не водянистые или тусклые. Взгляд у старика был ясный и пронзительный.

— Вы, господин Ли, должно быть, получили воспитание, для меня непонятное, — сказал старик. — Еще раз прошу прощения за прием. А-Хуан исполняет здесь, наряду с другими, и обязанности мажордома. Идемте, я проведу вас в дом. И, пожалуйста, простите мне мою медлительность.

Положив руку на плечо гостя, он повел его обратно к круглым воротам и оттуда, через двор, к дверям.

Сначала Ли ничего не увидел, настолько резким был контраст между солнечным светом снаружи и мраком внутри. Он чувствовал только тяжелый аромат благовоний. Потом глаза стали привыкать к темноте, и Ли понял, что очутился в настоящей сокровищнице.

Стены и пол были выложены полированным деревом, на котором четко выделялись черные волокна. У дальней стены стоял алтарь с красным фонарем, украшенный изысканными письменами. Справа от Ли находился старомодный кан — высокая китайская кровать с подогревом, обитая тем же деревом, что и стены. Над ней висели мрачноватые картины и образцы китайской каллиграфии в стиле «травяного письма». Стена слева была завешена чем-то похожим на большой белый лист.

— Мы выпьем чаю, — предложил старик, — и поговорим. Или вы предпочитаете сначала отдохнуть?

— Нет! Спасибо.

Они наблюдали за тем, как Сулян сняла чайник с углей на жаровне, налила кипяток в глазированный заварной чайник, покрутила его и плеснула заварку в чашечки величиной с наперсток. Дав чаю настояться несколько секунд, Сулян вылила содержимое чашек и чайника в пиалу, вновь наполнила чайник и понесла поднос туда, где сидели мужчины.

Некоторое время все четверо пили чай молча, как истинные ценители. Когда взгляд Ли скользнул по белому листу на стене напротив, У Гэкан, давно привыкший к полумраку, использовал возможность рассмотреть гостя. Глаза Ли буквально очаровали его. Довольно близко посаженные, почти прямоугольные по форме, они слегка сужались к переносице. Над ними разлетались густые брови, напоминающие мазки краски на манускриптах. Черты лица были резкими. Сначала У Гэкан читал на этом лице только выражение свирепости. Но стоило Ли Лутану улыбнуться (что он и сделал в этот момент), он вдруг становился обаятельным.

— Итак, — У-старший облизнул губы и громко причмокнул, — я вижу, вы заинтересовались нашим фамильным древом.

Внимательный взгляд Ли вновь обратился к хозяину.

— Конечно.

— Пожалуйста, посмотрите.

Ли поднялся и пересек комнату, чтобы рассмотреть огромный документ, который, как он теперь понял, представлял собой не один лист, а множество маленьких листков бумаги, сколотых вместе. Они были сплошь испещрены китайскими иероглифами, именами, описаниями родственных связей, цифрами. Когда Ли подошел поближе, грандиозность этой работы поразила его, и он громко вздохнул.

— Семь веков, — равнодушно произнес У Гэкан, — плюс-минус десять лет. Вы интересуетесь историей, господин Ли?

— Да, очень.

— В самом деле? Это, конечно, не первоначальная редакция. Были и более древние, включая бесценный вариант, написанный стилем «лишу».

— Мне очень хотелось бы взглянуть на него.

— Он погиб. Был украден, а потом уничтожен. — Подбородок старика опустился на грудь. Теперь он словно разговаривал сам собой. Сулян подошла к нему, села рядом, взяла старика за руку, и в комнате воцарилось тягостное молчание.

Наконец Ли, кашлянув, сказал:

— Я благодарен вам за приглашение.

У Гэкан с усилием встал.

— В письме вы просили о помощи.

— И вы поможете?

— Если сумеем. Я никогда не отказывался от намерения избавить остров от материковых китайцев. Вы, похоже, достаточно взрослый, чтобы знать о «Кольце бунтующих», не так ли?

— Да. Мне пятьдесят пять.

— Об этих бунтах рассказывалось во всех книгах. Но теперь упоминания о них изъяты.

— Да, — горько отозвался Ли, — все книги были переписаны заново.

— Поэтому вдвойне важно, чтобы мы хранили наши собственные, личные книги. Нельзя забывать об источнике, из которого мы пьем воду, нельзя забывать о прошлом.

Сулян прервала его:

— И все-таки ты никогда не рассказывал о том времени.

— Ты никогда не спрашивала. От излишней вежливости, полагаю. Но тебе повезло, Сулян, я расскажу сейчас. Пришло время, когда японские оккупанты покинули Тайвань и их место заняли китайцы с материка под командованием некоего Чень И… — У Гэкан говорил тихо, будто самому себе. — Двадцать седьмого февраля тысяча девятьсот сорок седьмого года его люди поймали двух женщин, которые продавали американские сигареты в Тайбэе. Это было запрещено. Они казнили одну женщину на месте. Толпа возмутилась, и повсюду начались восстания, длившиеся много дней. В середине марта с материка пришли войска, чтобы восстановить порядок, как было сказано. Вы знаете, что произошло, Лутан? Я имею в виду, со мной, конечно. В моей семье?

Ли ответил:

— Нет, — и сам поразился тому, как громко прозвучал его голос.

— Солдаты прибыли в Тайбэй на поездах. Поездов было очень много, а на платформах были установлены пулеметы. Подъехав к окраинам Тайбэя, они начали стрелять. Стрельба продолжалась очень долго. Они все стреляли и стреляли, пока не истребили восемь тысяч человек, детей и женщин, и в Тайбэе, и в других местах.