Джон Тренейл - Врата Совершенного Знания

— Повернись, — приказала она хрипло. — Боже мой… — теперь она говорила с нежностью. — Откуда у тебя… откуда только берутся такие тела?

Накручивая на палец завитки волос внизу его живота, Мэйхуа приподнялась. Ее глаза были совсем близко, и в первый раз он прочел в них сомнение. Сомнение и, возможно, страх.

— Ты мой первый европеец, — сказала она еле слышно. — Самый первый.

Мэт выключил свет…

Мэйхуа проснулась первой. Она придвинула кресло к окну и села, вперив безразличный взгляд в проем между Занавесками. Утро было бесцветным. Спустя некоторое время две слезинки проложили путь по ее щекам, за ними последовали другие. Слезы текли ручьем, и печаль ее становилась от этого еще горше. Она сидела не шевелясь. Совсем тихо.

По утрам Мэйхуа всегда чувствовала себя отвратительно, но сегодня это был не просто физический дискомфорт. Ее скрутило так, что впору закричать.

Мэт проснулся.

— Мэйхуа!

Ответа не последовало. Мэт сел на кровати, но Мэйхуа продолжала смотреть в окно, повернувшись к нему спиной. Мэт подошел и встал у нее за спиной, положив руки ей на плечи.

— Не смей!

Только сейчас он понял, что Мэйхуа плачет.

— Почему? Что случилось?

— Настроение плохое… я… — Она вздрогнула и замолчала. — Мне нужно идти.

— Идти? Но ты не можешь… просто уйти. После всего…

Мэйхуа подобрала юбку и направилась к двери. Мэт схватил ее, она остановилась как вкопанная, уставилась в потолок и вздохнула.

— Ты делаешь мне больно.

Мэт разжал пальцы.

— Ты тоже делаешь мне больно и не только руке.

— Ничего не получится, Мэт. Нам лучше расстаться сейчас. Сказать друг другу «до свидания».

— Ты с ума сошла! — Голос Мэта стал мягче. — Разве сегодня ночью тебе было плохо со мной?

Мэйхуа покачала головой.

— Тогда почему?

— Потому что, — резко ответила она. — Потому что… вот!

Она вытянула руку прямо перед глазами ошеломленного Мэта.

— Ты дрожишь, — сказал он и сразу почувствовал, насколько глупо говорить о том, что и так очевидно.

— Да, — быстро и деловито подтвердила Мэйхуа.

И Мэт наконец лицом к лицу столкнулся с той истиной, о которой уже догадывался сам и которую Мэйхуа готовилась сообщить ему.

— Да, так оно и бывает по утрам. Не спишь большую часть ночи, потом просыпаешься в мерзком настроении и дрожишь. Господи, какая дрожь! И хныкать бесполезно. А ведь это только игрушки! Мне становится все хуже.

Да, он видел все эти признаки, Господь свидетель, он видел их.

— Кокаин… надо было сказать об этом вчера. До того, как мы…

— Да. Да! А как ты думаешь, черт бы тебя побрал, почему мне сейчас так мерзко, ты… ты идиот! — Мэйхуа глубоко вздохнула и взяла себя в руки. — Слушай, это я виновата, от меня одни неприятности. Ты мне нравился… ты очень нравишься мне. Ты не такой, как другие; не пытался затащить меня в постель. У нас был настоящий роман, как мне казалось.

Мэт почувствовал слабость в ногах и опустился на кровать.

— А сейчас тебе так не кажется?

— Я хотела только трахаться! — Мэйхуа повернулась к нему, сверкая глазами. — А ты дал мне… другое.

Мэт смотрел на нее в упор.

— Что же я дал тебе? Скажи?

— О, Господи помилуй! Ты дал мне любовь!

— Но я не понимал тогда… — Мэт грубо схватил ее. — Предположим, я люблю тебя… достаточно сильно, чтобы сделать что-то. Есть врачи, которые могут помочь. Тебя можно вылечить, если ты сама захочешь.

Она взглянула на него с грустной улыбкой.

— Что в действительности ты знаешь о снежке? Я имею в виду кокаин.

— Не слишком много.

— О, не надо быть таким… таким потрясенным. Ладно, я была с тобой настоящей тварью. Но это не моя вина. Кокаин виноват, сам знаешь. Он меняет человека. Прошлая ночь была ошибкой. Я хотела секса, а получила любовь. Любовь для таких, как я, — это просто глупая мечта.

Мэйхуа схватила блузку и трусики. Мэт не сделал попытки остановить ее.

— Меня развратили в девятнадцать. Один толкач. — В ее голосе не было никаких эмоций, словно она читала вслух телефонный справочник. — Это было шесть лет назад. Я долго старалась контролировать себя, но вечно это делать невозможно. А сейчас мне все хуже с каждым месяцем.

Мэйхуа помедлила у дверей.

— Я ухожу. Не останавливай меня, не звони, не пытайся увидеться со мной. — Она опустила глаза, ослепленная непрошенными слезами, и, спотыкаясь, побрела в коридор. Мэту показалось, что ее последние слова были: — Не забывай меня!

Но он не был уверен в этом.

Над каминной доской висел листок бумаги в черной деревянной рамке. Он был испещрен китайскими иероглифами, написанными, видимо, в спешке; в углу осталось смазанное красное пятно, похожее на чернильную печать. Нынешний обитатель дома (он из скромности отрицал бы любое предположение о том, что является его обладателем) очень гордился этой реликвией. Он обычно показывал ее всем своим гостям, как один из тех немногих документов, написанных рукой Мао Цзэдуна, которые еще остались у частных лиц. Сначала гости застывали в благоговейном трепете, но потом, разобрав иероглифы, хмурились, и хозяин разражался хохотом по поводу шутки, которая никогда не приедалась. Драгоценный листок, наследие революционного прошлого, представлял собой квитанцию для прачечной.

Дверь отворилась, и Сунь Шаньван быстро отвел взгляд от рамки. Вэнь Мэн, первый секретарь председателя, уже был готов сопровождать его, но Сунь успел шепнуть:

— Извините, я опоздал.

— Не думаю, чтобы они скучали без вас. Играют в бридж.

— Двое на двое?

— Ага.

Сунь глубоко вздохнул и направился в заднюю комнату. Там сидели четверо мужчин. Вся комната была погружена во мрак, только карточный стол ярко освещался подвесной лампой. Прямо на него смотрело призрачное лицо — плоское, белое, с двумя провалами вместо глаз. Оно то исчезало, то появлялось в зависимости от движений мужчины напротив, сидящего спиной к двери. Потом на лице призрака появилась победная улыбка. Сунь услышал, как карта шлепнулась о стол, и все играющие застонали.

Белое привидение с шумом сплюнуло в плевательницу, стоявшую позади его кресла, и произнесло:

— Проигравшие платят.

Опять раздались стоны.

— Ну-ну, никаких отговорок. Пора произвести расчет.

— Я слишком стар для этого, — проворчал чей-то голос из темноты.

— Значит, слишком стар и для того, чтобы командовать военно-воздушными силами, мошенник. Уходи в отставку! Или в отставку, или ползи…

Партнер белого привидения не пошевелился, а двое мужчин, сидевшие с другой стороны стола, медленно поднялись с кресел и опустились на четвереньки.

— Ты первый.

— Нет, ты.

— Ай-я!

Под ободряющие возгласы призрака один из проигравших пополз под карточным столом и появился с другой стороны, сопя и ругаясь на чем свет стоит. Его менее ловкий товарищ последовал примеру. Сунь, словно зачарованный, смотрел, как хрупкий столик ходит ходуном. Только когда оба проигравших опять уселись, он шагнул вперед.