Джон Тренейл - Врата Совершенного Знания

— Да?

— Он попросил меня о встрече. Я сказала, что приду. Он вел себя как-то странно. Встревоженно.

— Что же случилось?

— Он хотел попрощаться со мной.

— Почему. Куда он уезжает?

— Он не знает точно. Цзай Цзиян — всего лишь капитан, а то, что происходит, — сверхсекретно. Но… дорогая моя, мне не следовало бы говорить тебе это. Он думает, что его и многие другие подразделения пошлют на Цюэмой. И он полагает, что я должна отправить куда-нибудь родителей на отдых или вроде того… и сама с ним уехать.

— Да почему же, Господи помилуй?

— Не знаю, Жаки. Цзиян очень беспокоился, что нас могут подслушать. Ему не слишком много рассказали, и, уж конечно, это не предназначалось для моих ушей.

— Думаю, все это — ложная тревога. В газетах ничего не было. Все идет как обычно.

— Знаю. — Линьчунь неуверенно улыбнулась и посмотрела в окно, словно пытаясь найти подтверждение словам своей подруги, наблюдая за воскресной суетливой толпой, заполнившей улицы Тайбэя.

Мэйхуа начала щебетать что-то о последней хореографической постановке ансамбля «Облачные ворота», и только Мэт заметил, как Линьчунь смахнула слезинку.

Наихудшим врагом для них оказался холод. Голод мучил не слишком, с усталостью можно было бороться, а вот погода оказалась самым вероломным противником.

Поначалу Цю почти не мерз. Они с Ленни продвигались вперед. Хватаясь за кусты, чтобы вскарабкаться вверх, перебираясь через потоки, продираясь сквозь кустарник, поднимаясь все выше и выше в горы, Цю и Ленни не останавливались даже для того, чтобы передохнуть и вытащить стрелу, торчавшую из рукава его камуфляжной куртки: она насквозь пробила толстую материю всего в сантиметре от локтя. Наконец деревья и кусты поредели, а каменные глыбы стали попадаться все чаще, и они устроили отдых в расселине. Ленни был совершенно вымотан; после пережитого шока и наркотиков он был еще физически слаб. Цю, который буквально тащил его на себе добрую часть мили, понял, что идти дальше они не в состоянии.

А лучник мог идти. Он был худой, выносливый, и желудок его был полон теплой сытной пищи…

Изморось висела в воздухе как химическая взвесь. Пронизывающе холодный ветер то налетал, то ослабевал. Где-то поблизости был водопад. Его монотонный шум напоминал Цю отдаленный рокот людской толпы. На этой высоте уже не было никаких укрытий, кроме случайной одинокой сосны или зарослей бамбука.

Цю пошевелил рукой, и древко стрелы задело о каменистую стену расселины, в которой они притаились. Цю вырвал стрелу из ткани. Он взвесил ее в руке, оценивая, есть ли возможность использовать стрелу как оружие, не имея лука. Бесполезно. Но почему-то Цю не мог заставить себя выбросить ее. Он повернулся и прошептал на ухо своему товарищу:

— Нужно идти.

— Может, еще немного отдохнем?

— Нет. Он где-то здесь, идет по пятам.

— Откуда вы знаете? Почему бы им не подождать, пока не рассветет?

— Убивать лучше всего в темноте, — произнес Цю тоном приказа. Ленни надо было подталкивать, как машину с подсевшим аккумулятором.

— Какой у нас план?

— Мы должны все время быть впереди него, двигаться быстро и бесшумно.

Цю прищурился. Стрела. Что-то, связанное с ней, подсказывало ему: подожди, подумай, не спеши.

— Поднимайся очень тихо, держись за меня.

Пока Цю подобно черной тени поднимался и выбирался из каменистой впадины, послышался какой-то звук — о камни ударился тяжелый предмет, где-то там, ниже по склону. Цю покрутил головой и понюхал воздух, словно зверь. Он схватил Ленни за руку и прошептал:

— Бежим!

Они все время бежали вверх, и Цю не покидал страх, что они ненароком заберутся в тупик. Он выбирал направление, повинуясь инстинкту, при каждом повороте намечая самый простой путь, надеясь, что в результате они не окажутся в каком-нибудь непроходимом овраге, на краю пропасти или упрутся в стену водопада.

И вдруг, совершенно неожиданно они очутились на самой вершине хребта. Цю остановился.

— Что это?

— Не так громко! Я стараюсь вспомнить карту. Нам надо идти на юго-запад, к шоссе номер девять. Там есть деревня под названием Цаопу…

Стрела вонзилась в футе от того места, где остановился Цю, обдав его градом мелких гранитных осколков. Он пихнул Ленни, чтобы тот не маячил на горизонте, едва ли не став причиной их гибели. Цю успел плашмя броситься на землю и тут же перекатился вниз, слишком поздно сообразив, что склон горы с другой стороны очень крутой. Ветки и листья в кровь раздирали его лицо, камни врезались в живот. Цю хрипел, словно его душили, и продолжал катиться вниз, пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь. Пролетев футов тридцать и шлепнувшись со всего размаха на каменную глыбу, он потерял сознание. Довольно скоро придя в себя, Цю обнаружил, что все еще прижимает к груди две стрелы. Одна из них почти переломилась пополам.

Цю подтянулся, встал на колени и прислушался. Где-то поблизости через кустарник продирался Ленни, совершенно не заботясь о том, какой шум он производит. С каждой секундой звук его шагов все удалялся вперед.

А охотник шел за ними по пятам и точно знал, где они. Цю старался сдерживать дыхание. Как же это возможно? Стрелять в темноте, вслепую, и так безошибочно, так близко к цели? Заткнись, сказал он себе. Заткнись, заткнись! Он ведь все-таки промахнулся, не так ли? Он не безупречен. Его руки, возможно, замерзли, как и твои, вот почему вышла осечка. Такая погода не для охоты. У него нет прибора ночного видения, он полагается на слух.

На слух…

Спускаясь со склона, Цю снова отчаянно попытался ухватить эту мысленную нить, но она все время ускользала. Абориген не видит их, но он умеет слышать. Он должен прислушиваться.

Цю не знал, насколько уменьшилось расстояние между охотником и дичью. Ленни несся во весь опор впереди. Цю почувствовал, как в нем поднимается отчаяние. Что он может сделать? Ничего!

Его ноги сами собой перешли на свободный неровный бег, каким обычно спускаются с горы. Цю проделывал безумные зигзаги, не думая о риске, стремясь только к одному — увеличить, разрыв между собой и невидимым лучником. Даже если они отыщут дорогу — что тогда? У У было достаточно времени, чтобы организовать своих людей.

Заткнись, заткнись, заткнись…

Цю взглянул на небо. Кажется это ему или действительно начинает светать? Нет, не кажется. Сколько еще стрел осталось у лучника в колчане? Останавливался ли он, чтобы подобрать те, что выпустил? Удивился ли, обнаружив, что две из них исчезли?

Цю продолжал рысью спускаться вниз, и мысль его теперь заработала в ином направлении. Три вопроса бились в голове беспорядочно, сталкивались и разлетались в стороны, как пластиковые шарики под струей сжатого воздуха в веселой игре. Первое — лучник привык стрелять на слух. Второе — у него, Цю Цяньвэя, есть сейчас две стрелы. Третье — знает ли об этом лучник?