Кристофер Дикки - Кровь невинных

— Боюсь, что да. Запишите мой номер и позвоните с улицы. Я спущусь за вами.

Я никогда не жил в большом городе, и меня поразило запустение, царившее в Верхнем Ист-Сайде в то утро, когда я шел на встречу с Шанталь. Путь лежал мимо парка, но там не было ни машин, ни людей. Лишь иногда встречались случайные прохожие. Кругом стояла мертвая тишина, как будто все люди исчезли, не оставив после себя ничего, кроме кирпичных стен, припаркованных машин и мусора, который с шуршанием гнал по мостовой легкий ветерок. Я уже собирался позвонить Шанталь, когда заметил серебристый воздушный шарик, летевший над улицей. Горячий воздух волнами поднимался от черного асфальта, а наполовину сдутый шарик летел в нескольких футах от земли.

— Вы внизу?

— На другой стороне улицы. — Глядя в маленькое круглое окошко на последнем этаже дома, я тщетно пытался рассмотреть ее лицо.

— Я вижу вас, — сказала она. Я заметил, как она помахала рукой.

— Видите шар?

— Да. Жаль ребенка, который потерял его.

Мы смотрели на шарик с разных сторон, словно загипнотизированные. Затем на улице появилось такси. Когда оно с ревом промчалось мимо, шарик резко рванулся за ним, поднялся выше и закрутился в воздухе. Чары рассеялись.

— Я сейчас.

— Я принес ваши книги… и бублики, — проговорил я, когда она открыла дверь.

— Где вы их купили?

— На Лексингтон-авеню.

— Что ж, я проголодалась. С самого утра пью только кофе и ничего не ела. Надо пожалеть себя, не то я упаду в обморок. Я предложила бы вам прогуляться по парку, но у меня совсем нет времени. Пойдемте в библиотеку?

Она расстелила бумажные салфетки на старинном кофейном столике и подвинула его к кожаному дивану. Мы сели рядом и стали говорить о бубликах и начинке к ним. Ничего серьезного.

— Каррутерс здесь? — поинтересовался я.

— Мы одни. — Она сжала мою ладонь обеими руками, погладила ее, прижала к своей щеке. Потом медленно наклонилась ко мне и поцеловала. Очень быстро и нежно. Я не двигался.

— У нас нет времени. Я должна работать. Хочешь послушать, о чем я пишу?

Мы поднялись по лестнице в ее кабинет, и она стала читать. Потом мы говорили. Точнее, говорила она, а я только кивал. Иногда она умолкала, и тогда мне удавалось вставить несколько слов. Она размышляла над тем, что я сказал, у нее появлялись новые идеи, и она выглядела удовлетворенной. Потом она писала. Она попросила меня не уходить, и я обрадовался. Это место напоминало убежище. Оно находилось высоко и было отгорожено от всего остального мира книгами, в этом пустом доме посреди опустевшего города. Через час я уже чувствовал себя здесь как дома. Я пошарил по полкам. Сел в маленькое кресло и стал читать. Прочитав одну главу книги, которая называлась «Черный ягненок и серый сокол», я почувствовал, что засыпаю.

Холодный зеленый свет копировальной машины обжег мне глаза. Я смотрел, как он скользил под стеклом, пока не отпечатал у меня на сетчатке очертания книги, уничтожив все остальные образы.

— Дорогой мистер Куртовиц, — прозвучал голос Джорджа Каррутерса. Прошло несколько секунд, прежде чем я разглядел его, но запах табака выдавал его, даже когда он не курил трубку. — Если вы не спешите, то я попрошу вас сделать мне пару копий.

— Конечно. Положите книги на стол рядом с кофеваркой.

— Вы успеете до встречи с Клинтоном?

— Разумеется.

— Большое спасибо. — Он пошел по узкому коридору, глядя поверх очков и вытянув вперед шею, как черепаха. Книги, которые он оставил, посвящались бывшей Югославии и Балканам.

Ксерокопирование литературы занимало много времени, и каждое утро, когда я приходил на работу, меня ждала целая стопка книг. Изготовление копий стало одной из моих обязанностей в Совете. Я также проверял картотеки, расставлял книги по полкам и работал в Интернете, который был для всех в новинку. Еще я делал кофе.

Сначала все знали меня как «стажера Шанталь, работающего на ксероксе». Думаю, обо мне ходило много слухов, и большинство из них наверняка распускал Каррутерс. Но мы с Шанталь почти не оставались наедине. А руководство Совета устраивало, что в самый напряженный сезон я согласился работать там почти задаром. Некоторое время спустя у сотрудников появились новые темы для сплетен. Со временем они запомнили мое имя. Обычно никто не называл меня по фамилии. Разумеется, за исключением Каррутерса.

Он испробовал на мне разные приемы. Особенно не загружал меня работой и всякий раз просил о работе как об одолжении. Но когда он обращался ко мне, создавалось впечатление, что он чего-то недоговаривает. Он давал список книг, которые мне нужно было просмотреть, или помечал страницы и главы для копирования. «Если у меня будет время». Эти списки почти всегда затрагивали ту часть моей жизни, о которой я почти ничего не рассказывал ему. Босния. «Буря в пустыне». Даже Панама. Возможно, это были только совпадения. «Журнал международной политики» печатал статьи на эти темы. Каррутерс знал, что я служил в армии, и мог догадаться, где именно. Я не хотел, чтобы у меня возникла мания преследования. Но списки Каррутерса пугали меня. Казалось, он тщательно их продумывал. Возможно, хотел задеть меня и ждал ответной реакции. Но я просто снимал ксерокопии, был очень вежлив, сохранял спокойствие, а иногда делал дополнительные копии для себя.

Я попал в Совет в удачное время. Заседания Организации Объединенных Наций начинались в конце сентября. Президенты и премьер-министры со всего мира съезжались на Парк-авеню в комнату на втором этаже, где на обитых деревом стенах висели портреты прежних председателей Совета, дипломатов, банкиров и академиков, которые когда-то сидели в этих креслах. Сначала меня не допускали на заседания. Вокруг глав правительств всегда много охраны. Я даже удивлялся, что мне разрешали оставаться в здании. Агенты спецслужб с переговорными устройствами в ушах и на рукавах, с оружием в спортивных сумках и маленькими значками на лацканах пиджаков бродили по всему зданию. Но я входил и выходил без особых проблем. Хедвиг — секретарь, сидевшая на лестнице у входа, знала меня в лицо. Иногда, возвращаясь с обеда, я приносил ей что-нибудь. Ей это нравилось, я был ей симпатичен. В Совете, как и в других подобных местах, нужно уметь приспосабливаться. Когда я работал на последнем этаже, все как будто забывали о моем существовании. А когда я спускался вниз в костюме и черных кроссовках, посторонние люди могли принять меня за парня из службы охраны.

Если кто-то и пытался узнать обо мне дополнительные сведения, помимо тех скупых личных данных, которые я указал в анкете, то делал это предельно осторожно. Да и что они могли узнать обо мне? Что служил рейнджером, потом уволился и несколько месяцев путешествовал по Европе. Я надеялся, что у них не возникло поводов для беспокойства. Теперь я понимаю, что подозрение у них мог вызвать мой адрес в Джерси-Сити. Слишком уж неподходящее место для голубоглазого парня из Канзаса. Но оно было чистым с точки зрения безопасности. И я никогда не слышал, чтобы мое начальство или кто-нибудь еще наводили обо мне справки. В любом случае они не узнали бы моей тайны.