Дмитрий Сафонов - Радио Судьбы

– Так точно.

– За это время задержанный успел повеситься в камере и написать на стене «СДОХНИ, ТВАРЬ!» Милое послание...

– Да, только непонятно, кому оно адресовано...

– Это как раз понятно. Боюсь, что это – чересчур понятно. – Генерал стиснул зубы.

– Да? – Денисова так и подмывало спросить кому. Он чувствовал, что генерал ответит. Настолько честно, насколько понимает ситуацию. Наконец он решился. – И... кому же?

Он почувствовал на себе взгляд бледно-серых, почти бесцветных глаз. Этот взгляд был холодным и одновременно – обжигающим.

Севастьянов задумчиво пожевал губами.

– Нам, – сказал он глухо. – ВСЕМ нам.

То же время. Гурьево.

Вот ведь странное дело. Он уже и забыл, что такое слезы. Наверное, в последний раз он плакал лет двадцать назад – в далеком детстве.

За все годы, что он провел на «малолетке», из него не пролилось ни единой слезинки, хотя там-то как раз приходилось очень тяжело.

Но сейчас. То, что творилось с ним сейчас... Это было за пределом. Это пугало. Нет, это не просто пугало – это расплющивало его, обездвиживало, лишало возможности связно думать и хоть как-то СОПРОТИВЛЯТЬСЯ.

Он никак не мог уяснить две вещи: во-первых, как такое может быть? И, во-вторых, зачем все это нужно? В чем смысл?

Эти вопросы стояли перед ним, как громадные колонны, уходившие в самое небо, и, возможно, если бы он отступил назад, то смог бы разглядеть их верхушки, но обстоятельства... Провидение... РОК поставили его к ним вплотную. Они были вещественны и осязаемы, он ощущал шершавый холод камня, но... Что толку? Ответа он все равно не видел.

И эти слезы... Короткие и быстрые слезы, внезапно появившиеся и внезапно исчезнувшие, они и были его личным ответом на происходящее.

Он подумал, что у Риты был точно такой же ответ. Может, потому что он был единственно возможным и правильным?

Но теперь ужас, копившийся в нем, выплеснулся и не связывал по рукам и ногам.

Он уже дал ответ: самому себе. Горячие соленые капли, катившиеся по щекам, говорили: «Не знаю. И знать не хочу, что здесь творится. И принимать все это как должное – тем более не хочу».

Он вскочил на ноги и утерся рукавом толстовки с надписью «Smith n Vesson» на левом рукаве. Рита по-прежнему сидела на траве и как-то мечтательно улыбалась. Как-то... странно.

Джордж огляделся. Теперь все виделось ему по-другому.

Он не хотел лишний раз смотреть на дома: боялся, что их стены вдруг, как по мановению волшебной палочки (злобной волшебной палочки), станут прозрачными, и тогда он увидит то, что они скрывают...

Трупы. Множество трупов – в каждом доме. Тела, обезображенные страшными ранами, которые люди наносили друг другу и самим себе в приступе беспричинной ярости, в состоянии какого-то кошмарного исступления.

И рядом с ними – погнувшиеся ножи, окровавленные топоры, расщепленные тяжелые палки, обрывки веревок... Все, что могло причинить смерть, не важно, какую, быструю или медленную, мучительную или безболезненную – здесь были на выбор все виды смерти. Этакий апокалипсис в масштабе одной отдельно взятой деревни.

Хотя... Внезапно Джордж подумал: может, это не только здесь? Может, это уже везде? В крупных городах у людей гораздо больше изощренных способов оборвать чью-то жизнь. Автомобили, газ, ванны с водой, яды... При большом желании можно достать оружие и взрывчатку. И, если уж продолжать этот список, следует вспомнить о...

Джордж оцепенел. Ведь есть еще и военные, со всякими автоматами, пулеметами, танками, пушками, бомбами, ракетами... О, у этих ребят арсенал убийства поистине неисчерпаем. Безграничен и безбрежен, как океан. Химическое оружие, бактериологическое, ядерное...

И вся эта груда инструментов смерти лежит и ждет своего часа, пока какой-нибудь маньяк не сойдет с ума и не нажмет красную (или – какого она там цвета?) кнопку.

Оружие... Это – первое, что сделал доисторический чело век. Наверное, та обезьяна, которая взяла в руки палку или камень с острым концом, постепенно и превратилась в человека.

Потому что ей не хватало зубов и кулаков для того, чтобы реализовать проснувшуюся тягу к насилию.

Насилие... И оружие. Они неотделимы, как бегущая вода и журчание ручья, как цветок и сладкий запах, привлекающий пчел, как... Как что-то еще. Что-то очень важное. Но что – вылетело у Джорджа из головы. Что-то невероятно важное, потому что ему на мгновение показалось, что он нащупал какой-то выход.

Нет, не вспомнить. Мысль проскользнула и исчезла, будто скрывшись за дверью, в голове остались только насилие и смерть. И – оружие...

Кошмар, который человечество устроило само себе. Затянувшийся праздник смерти. Нескончаемая фиеста, вспыхивающая то там, то здесь, но никогда не затихающая. И – будьте уверены – ЭТОТ ПРАЗДНИК уже стоит на вашем пороге, и он не будет стучаться, просто ворвется в дом с радостным хохотом и перевернет все вверх дном.

Наверное, все к тому идет. Наверное, так все и закончится – самоубийством в планетарном масштабе. Наверное...

«Да черт с ним, с планетарным масштабом! А ты сам – разве ты играешь не по тем же правилам? Сначала – ткнул ножом в брюхо тупого, но, в общем-то, безвредного мужика...»

«Он ИСПАЧКАЛ МОЙ САПОГ!»

«О-о-о! Ну да, это, конечно же, веская причина! Потом ты до смерти напугал ни в чем не повинную девчонку...»

«Я просто пошутил. Это была шутка, только и всего...»

«О-о-о! Конечно, шутка. Вспомни, как она радостно смеялась этой остроумной шутке! Не правда ли, она смеялась?»

«Нет, но...»

«В чем дело? Ты выглядишь растерянным, парень. Где же твое чувство юмора? Ведь это тоже – шутка... Оглянись. Это просто шутка».

«Я хочу вернуться. В нормальный мир».

«Да? И что же ты сделаешь в первую очередь? Заштопаешь пузо этому „камазисту“? Или, может, наложением рук, как Иисус Христос, залечишь пухлую губу этой несчастной крашеной дурочке? А? Знаешь, в чем тут дело, парень? Тебе нравится, когда ты что-то можешь сделать с другими людьми. Ты тащишься, когда они оказываются в твоей власти, не так ли? А вот когда КТО-ТО начинает ЧТО-ТО делать с тобой, ты сразу теряешь чувство юмора. Тебе это не нравится. Ты говоришь: „Ну, я так не играю“. И ты – плачешь! Ревешь, как баба! Смешно, правда?»

«Мы сейчас же уедем отсюда! Нам надо вернуться!»

«Ну да. Конечно. Нам надо вернуться. Это выход. Облажаться и быстренько вернуться. Ты знаешь, сколько тупиц так думают – что никогда не поздно вернуться? Ты знаешь, сколько мужей бьют своих жен по три раза на дню – вместо завтрака, обеда и ужина, а однажды утром просыпаются с ножичком в груди? Точнее, никогда больше не просыпаются. Ты знаешь, сколько мерзких ублюдков насилуют детей и девушек в темных подворотнях, а потом вопят, когда с ними делают то же самое – всем бараком, всей камерой? Ты знаешь...»