Челси Кейн - Сердце убийцы

— Опять зантак? — поинтересовался Генри.

Шеридан отвел взгляд.

— Аспирин.

На третий, по расчетам Арчи, день, когда Греттен запихивает ему в рот воронку и высыпает в нее таблетки, он, не сопротивляясь, проглатывает их. Греттен откладывает воронку в сторону и тут же наглухо залепляет пленнику рот заранее приготовленным куском пластыря. Потом белым полотенцем вытирает с его лица пот и слюни и уходит, не сказав ни слова. Каждая клетка организма настороженно ждет начала действия таблеток — еще один способ следить за течением времени. Что это за таблетки, он понятия не имеет, но подозревает метамфетамин — анестетик, вызывающий галлюцинации. Сперва начинает покалывать в носу, потом зуд ползет вверх, прямо в мозг. Арчи подавляет в себе инстинктивное желание сопротивляться и как бы со стороны наблюдает за ощущениями.

Сознание шалит. Ему кажется, что здесь, в подвале, он не один. Вместе с ним находится темноволосый мужчина. То есть, скорее, его тень. Она плывет вслед за Греттен и исчезает. Арчи пытается понять — может, это мертвец ожил, ходячий раздутый мешок разлагающейся плоти. И тут же сам себя убеждает — мол, тот ему только мерещится. Все вокруг ненастоящее.

Он представляет себе, как его разыскивают Генри и Клэр. След обрывается в большом желтом доме, который Греттен снимала на Висте. Все подходы к дому теперь преграждает полицейская лента. Толпа репортеров. Бригада судебно-медицинских экспертов. Обведенные мелом места, где обнаружены улики. Арчи инструктирует оперативников, говоря о себе, как об очередной жертве «убийственной красотки»:

— Прошло слишком много времени. Я уже мертв. — У всех детективов угрюмые и растерянные лица. — Да не тушуйтесь вы! Все же хорошо! Зато мы теперь точно знаем, кто убийца, ведь так? Так? — Они смотрят на него непонимающими глазами. Клэр плачет. — Вы должны разглядеть связь между тем и другим! — отчаянно внушает им Арчи. — Это не простое совпадение!

В поисках ответа перетряхивают весь дом.

— Ну пожалуйста, догадайтесь! — умоляет Арчи.

У них есть имя «Греттен» и ее фотография на пропуске. Мысленно восстанавливает всю последовательность своего похищения, старается припомнить каждый предмет, на котором мог оставить отпечатки пальцев, ворсинки одежды, любой другой след. Кофе! Он пролил его на ковер! Арчи указывает на темное пятно.

— Видишь? — кричит Шеридан, обращаясь к Генри.

Тот останавливается. Опускается на корточки. Взмахом руки подзывает криминалиста. Теперь в лаборатории выяснят, что Лоуэлл ему подмешала. Это подтвердит их подозрения. Кто-нибудь видел, как он входил сюда? Куда девалась его машина? Арчи присаживается рядом с Генри.

— Когда будут готовы результаты анализа, тебе придется горы свернуть, чтобы связать ее с остальными убийствами! Ее фотография должна висеть на каждом углу! Когда я умру, она вылезет из своей норы, и тогда вы сможете схватить ее!

— У тебя галлюцинации, — говорит Греттен.

Ее голос возвращает Арчи в подвал, в нынешнее реальное существование. Она тоже здесь, прикладывает к его лбу прохладную салфетку. Пленник весь в поту, хотя жары не ощущает.

— Ты бредишь, — говорит убийца.

Арчи рад, что у него рот залеплен пластырем. Рад, что в его полубезумном бормотании не различить слов.

— Не понимаю, как тебе не противен этот запах! — продолжает Лоуэлл, поглядывая на лежащий на полу труп.

Она еще что-то говорит, но Арчи надоело слушать, и он уходит в себя, уходит к Дебби…

Жена сидит на диване, по шею закутанная в шерстяной плед, глаза покраснели от слез.

— Ты нашел его? — спрашивает она сразу, как только Шеридан входит.

— Нет. — Он берет из холодильника пиво и садится рядом.

Лицо ее бледно, измучено; руки, вцепившиеся в одеяло, заметно дрожат.

— Он жив, — произносит Дебби с непоколебимой уверенностью, от которой у него сердце кровью обливается. — Я точно знаю.

Арчи раздумывает. Ему не хочется огорчать ее, но и врать тоже незачем.

— Вообще-то я уже фактически умер. Ты должна быть готова к этому.

Дебби болезненно замирает и с ужасом округляет глаза.

Ему становится стыдно оправдываться.

— Это не самое страшное, поверь мне. Чем быстрее она убьет меня, тем лучше.

Глаза Дебби наполняются слезами, губы плаксиво сморщиваются.

— Думаю, тебе пора идти.

— Смотри на меня! — это уже Греттен. Он снова в подвале на больничной койке. В поле его периферийного зрения действительность искажается, как в кривом зеркале. Ему хочется послать убийцу куда подальше, но полученный урок пошел впрок, и Арчи послушно поворачивает голову.

Ее лицо совершенно непроницаемо, не выражает ни злости, ни радости, ни жалости — ничего.

— Что, страшно? — безразличным голосом спрашивает Греттен и салфеткой вытирает ему лоб, щеки, шею. Кажется, он видит в ее глазах отблеск человеческого тепла. Что это — сострадание?

Теплый огонек потух.

— Чего бы ты ни боялся, — шепчет она, — будет еще хуже.

Вернувшись домой после поездки на Сови-Айленд, Сьюзен первым делом расстегнула молнии на высоких черных кожаных ботинках, пропахших и безнадежно испорченных хлоркой, стряхнула с ног и швырнула поверх груды старой обуви в прихожей.

Сьюзен жила в Перл-дистрикт, в западной части, и чуть севернее центра Портленда, в просторной «студии» — квартире с одной большой комнатой, кухней и ванной. Она любила называть свою обитель «чердаком», хотя квартира находилась на предпоследнем, третьем, этаже здания, в котором в начале XX века размещалась пивоварня, а несколько лет назад его перестроили в жилой дом. От пивоварни остались только массивные кирпичные стены с высокой дымовой трубой, но всю внутреннюю конструкцию полностью переделали, чтобы обеспечить жильцов всеми современными устройствами и удобствами.

Фактически квартира принадлежала бывшему преподавателю Сьюзен, профессору Орегонского университета, который весьма достойно вел курс литературного творчества. Он жил там же, в Юджине, но содержал эту квартиру в Портленде якобы в качестве убежища для писательского затворничества, хотя на самом деле очень редко использовал ее.

Сейчас профессор вместе с женой находился в годичном академическом отпуске в Европе, где писал очередную книгу. Сьюзен захотела остаться в квартире в первый же уик-энд, проведенный в ней вместе с профессором. Здесь имелось все, чего не было в доме, в котором она выросла. Открытая кухня оборудована по последнему слову техники, включая холодильник из нержавеющей стали и внушительную, мерцающую никелем плиту. Правда, столешницы кухонных тумб сделаны из кориана, а не из настоящего гранита, и плита — подделка «Фриджидэйр» под «Викинг», но все равно квартира выглядела шикарно и современно. Сьюзен просто влюбилась в синий письменный стол Великого писателя. Влюбилась в огромный, во всю стену, встроенный стеллаж с книгами Великого писателя, уставленными на полках в два ряда. Влюбилась в помещенные в рамочки фотографии Великого писателя в компании с другими великими писателями. Японская ширма прятала за собой кровать и превращала остальное пространство в уютную гостиную с синей бархатной софой, красным кожаным креслом, кофейным столиком и маленьким телевизором. Из всех вещей на «чердаке» те, что принадлежали лично Сьюзен, могли бы уместиться в пару чемоданов.