Андрей Лебедев - Конец света

А вот в Афгане, когда оба, и Володя и Леша, попали в одну роту, там, под Кабулом, они и сдружились, да так, что стали друг другу вроде как братья родные.

Под Кабулом тогда у них много времени было на разговоры. И о девчонках, и о музыке… Вместе слушали ночами Севу Новгородцева по Би-Би-Си. Смеялись над его шуточками… Курили коноплю… И оба любили ансамбль «Квин»…

А в восемьдесят четвертом осенью их батальон перебросили под Кандагар.

И тогда Володя Ходяков Лешу Старцева от верной смерти спас.

Старцев навсегда запомнил, кому он обязан жизнью.

А вот тот самый человек, кому он этой жизнью обязан, через месяц пропал.

Похитили его духи.

Выкрали.

И наши грушники рассказывали, что Вова Ходяков принял ислам и стал не Ходяковым, а Ходжахметом.

Сперва — Ахметом, а как хадж в Мекку совершил, так стал уже не простым бойцом, а командиром…

Ходжахмет потом в Чечне против наших воевал.

И в Ираке против американцев.

А потом занялся у них там наукой.

Леша Старцев горевал по дружку своему Володе, и всякий раз, когда по Би-Би-Си передавали имена тех попавших в афганский плен военнослужащих, которые по линии Красного Креста были освобождены и, предпочтя Советскому Союзу свободный Запад, прибыли в Амстердам, этот город, который служил некой адаптационной перевалочной базой для отказников-невозвращенцев, Леша приникал к приемнику, ловя имена освобожденных пленников, но Володькиной фамилии среди них не называли…

Леша горевал.

И когда, выйдя на дембель, вернулся в Ульяновск, зашел к Володькиным мамке с сеструхой. Зашел… Посидел на кухне, выпил поднесенного Верой Степановной винца. Посидел.

И повинился.

Захотелось-таки снять камень с души: Вова, де, ваш меня от смерти спас, а я его не смог уберечь…

Но ни Вера Степановна, ни сеструха Вовкина, Лариска, и не думали Леху ни в чем винить.

Стал Леха ходить к ним в дом в Киндяковке.

Ходил-ходил, да и женился на Вовкиной сеструхе.

Хорошей девчонкой Лариска оказалась.

И западло Лехе было бы попетрушить сестру друга да бросить потом.

В общем, женился.

И породнился с Ходяковыми.

А потом, год спустя, запросился обратно в Афган.

Уже прапорщиком.

А Лариска — с дипломом Ульяновского медучилища — медицинской сестрой в кабульский госпиталь.

А на базе в Ваграме довелось Лехе попасть сперва к капитану Батову, а потом и к самому генералу Невядю…

Судьбина их столкнула, и все в Лехиной дальнейшей карьере совершенно по-новому пошло.

Мельников решил засветиться.

В соответствии с планом, разработанным с Булыгиным-Мостовым и с Цугариновым, он дал провокационную объяву в Интернете, на сайте купли-продажи живого товара, о том, что у него есть несколько рабов, обладающих экстрасенсорными способностями.

Саша написал этакую слащаво-невинную чепуху вроде того, что его рабы и рабыни якобы умеют усилием воли гнуть стальные и алюминиевые ложки, двигать взглядом предметы, угадывать задуманные числа, а также видеть масть и достоинство игральной карты сквозь ее рубашку… Саша приписал к этому и наивное резюме: приобретший, де, этих рабов не пожалеет о потраченных деньгах, потому как рабов-экстрасенсов можно будет перепродать в какой-нибудь цирк или шоу, а то и использовать их возможности для личных целей, к примеру, для игры в нарды, потому как его артисты умеют взглядом влиять на падение игральных костей.

Саша уповал на Интернет.

Наверняка у Ходжахмета включена и работает программа специального поиска, которая клюнет на эту провокацию.

Булыгин-Мостовой сказал, что Ходжахмету нужны чистые экстрасенсы.

Позарез нужны.

Интернет-чайхана «Звезда Востока» помещалась как раз напротив Казанского собора в угловом доме Невского и Малой Конюшенной, которая теперь снова была переименована, на этот раз в улицу Саддама Хусейна.

Саша заходил сюда уже в третий раз.

Взял у турка-бармена чашечку кофе и, заплатив пятьдесят афгани, получил на час вход в Интернет.

Турок кивком головы молча указал на свободное место за столиком с монитором. Саша тронул мышью стрелочку, кликнул на свой сайт и, отхлебывая крепчайшего кофе, принялся ждать, покуда загрузится страница.

Потом набрал свой пароль — «Абу-Симбел» русской кириллицей — и, снова отхлебнув кофе, стал ждать.

Но не успел компьютер загрузить страницу его сайта, где уже должны были, по идее, появиться отклики на его объявление о продаже рабов, как двое арабов в характерных для обитателей аравийской пустыни мелкоклетчатых хиджабах вдруг отделились от стойки и направились прямо к Сашиному столику.

— Брат, это ты продаешь фокусников? — спросил один из них, в то время как его товарищ, подойдя к Саше сзади, приставил пистолет к его затылку…

— Я продаю, а что?

— Ты отвези нас туда, где твои рабы, мы их купим, — сказал тот, что с бородкой и в очках с золотой оправой.

Саша встал и, послушно выходя, поймал на себе пристальный взгляд бармена-турка.

«Как быстро провокация сработала! — подумал Саша. — Это наверняка люди Ходжахмета, это наверняка люди из службы безопасности, надо сконцентрироваться…»

У арабов была машина.

В нынешних условиях полной разрухи иметь машину могли позволить себе не просто богатые и облеченные властью, но очень и очень богатые, из самых верхних эшелонов, почитай министры и их замы…

Машина была большая и просторная. Вагон-джип «Шевроле».

— Обходится она хозяину по бензину нынче! — восхищенно причмокнул Саша, садясь на заднее сиденье между двух охранников.

— Куда ехать? — спросил араб, тот, что с бородкой и в золотых очках.

— В Гатчину, — ответил Саша и обезоруживающе доверчиво улыбнулся, как бы подчеркивая этой улыбкой: расслабьтесь-де, ребята. Я простой прохиндей, приторговывающий живым товаром, а никакой не шпион и не разведчик…

До самой Гатчины ехали молча.

Тот, что в очках и с бородкой, все четки свои перебирал.

А шофер, наверное, египтянин, тот включил радио «Европа Плюс», которое теперь нон-стопом передавала восточные напевы.

Под Гатчиной, в Донях, у него и в самом деле сидели пятеро подставных. Сидели они в бывшем совхозном овощехранилище под присмотром старика-татарина, вооруженного, на всякий, случай, охотничьим ружьем. Татарину Саша представился знатным узбеком-работорговцем. Платил он татарину сто афгани в день — сумма большая, на которую можно было и запрещенной водки достать, и жевательного наркотика насвай, до которого татарин был ужас как охоч.

— Ну показывай, что у тебя за товар! — сказал тот что с бородкой, когда их джип подкатил к воротам овощехранилища.

Татарин, конечно же, уже был пьян.