Роалд Даль - Абсолютно неожиданные истории

— Вам не скучно? — спросил он.

Поскольку другие промолчали, то я ответил:

— Что вы, нам очень интересно.

— Я рад. Джелкс останется на тот случай, если вам что-нибудь понадобится.

— Джелкс пусть тоже идет спать, — сказала его жена.

Я слышал, как майор Хэддок сопит возле меня, как одна за другой на стол неслышно ложатся карты и как Джелкс, волоча ноги, направился к нам по ковру.

— Вы не желаете, чтобы я оставался, ваша светлость?

— Нет. Отправляйтесь спать. Ты тоже, Бэзил.

— Да, дорогая. Доброй ночи. Доброй вам всем ночи.

Джелкс открыл дверь, и сэр Бэзил медленно вышел, сопровождаемый дворецким.

Как только закончился следующий роббер, я сказал, что тоже хочу спать.

— Хорошо, — сказала леди Тэртон. — Доброй ночи.

Я поднялся в свою комнату, запер дверь, принял таблетку и заснул.

На следующее утро, в воскресенье, я поднялся около десяти часов, оделся и спустился к завтраку. Сэр Бэзил уже сидел за столом, и Джелкс подавал ему жареные почки с беконом и помидорами. Он сказал, что рад видеть меня, и предложил после завтрака совершить по поместью длительную прогулку. Я отвечал, что ничто не доставит мне большего удовольствия.

Спустя полчаса мы вышли, и вы представить себе не можете, какое это было облегчение — выйти из дома на свежий воздух. Был один из тех теплых солнечных дней, которые случаются в середине зимы после ночи с проливным дождем, когда на удивление ярко светит солнце и нет ни ветерка. Голые деревья, освещенные солнцем, казались прекрасными, с веток капало, и земля повсюду сверкала изумрудами. По небу плыли прозрачные облака.

— Какой чудесный день!

— В самом деле, день просто чудесный!

Во время прогулки мы едва ли обменялись еще хотя бы парой слов, да в этом и не было нужды. Между тем он водил меня всюду, и я увидел все огромные шахматные фигуры и сад с подстриженными деревьями. Вычурные садовые домики, пруды, фонтаны, детский лабиринт, где грабы и липы составляли живую изгородь — летом она была особенно впечатляюща, — а также цветники, сад с декоративными каменными горками, оранжерея с виноградными лозами и нектаринами. И, конечно же, скульптуры. Здесь были представлены почти все современные европейские скульптуры в бронзе, граните, известняке и дереве, и, хотя приятно было видеть, как они греются и сверкают на солнце, мне они все же казались немного не на месте среди этого обширного, строго распланированного окружения.

— Может, присядем здесь ненадолго? — спросил сэр Бэзил, после того как мы пробыли в саду больше часа.

И мы уселись на белую скамью возле заросшего лилиями пруда, полного карпов и серебряных карасей, и закурили. Мы находились в некотором отдалении от дома; земля тут несколько возвышалась, и с того места, где мы сидели, мы видели раскинувшийся внизу сад, который казался иллюстрацией из какой-нибудь старой книги по садовой архитектуре; изгороди, лужайки, газоны и фонтаны составляли красивый узор из квадратов и колец.

— Мой отец купил это поместье незадолго до моего рождения, — проговорил сэр Бэзил. — С тех пор я здесь живу и знаю каждый его дюйм. С каждым днем мне здесь нравится все больше.

— Летом здесь, должно быть, замечательно.

— О да! Вы должны побывать у нас в мае и июне. Обещаете?

— Ну конечно, — сказал я. — Очень бы хотел сюда приехать.

И тут я увидел фигуру женщины в красном, которая где-то в отдалении двигалась среди клумб. Я видел, как она, размеренно шагая, пересекала широкую лужайку и короткая тень следовала за нею; перейдя через лужайку, она повернула налево и пошла вдоль тянувшихся высокой стеной стриженых тисовых деревьев, пока не оказалась на круглой лужайке меньших размеров, посреди которой стояла какая-то скульптура.

— Сад моложе дома, — сказал сэр Бэзил. — Он был разбит в начале восемнадцатого века одним французом, его звали Бомон, тот самый, который участвовал в планировке садов в Ливенсе, в Уэстморленде. Наверное, целый год здесь работали двести пятьдесят человек.

К женщине в красном платье присоединился мужчина, и они встали примерно в ярде друг от друга, оказавшись в самом центре всей садовой панорамы. По-видимому, они разговаривали. У мужчины в руке был какой-то небольшой черный предмет.

— Если вам это интересно, я покажу счета, которые этот Бомон представлял старому герцогу за работу в саду.

— Было бы весьма интересно их посмотреть. Это, наверное, уникальные документы.

— Он платил своим рабочим шиллинг в день, а работали они по десять часов.

День был солнечный и яркий и нетрудно было следить за движениями и жестами двух человек, стоявших на лужайке. Они повернулись к скульптуре и, указывая на нее руками, видимо, смеялись над какими-то ее изъянами. В скульптуре я распознал одну из работ Генри Мура, исполненную в дереве тонкий гладкий предмет необыкновенной красоты с двумя-тремя прорезями и несколькими торчащими из него конечностями странного вида.

— Когда Бомон сажал тисовые деревья, которые должны были потом стать шахматными фигурами и прочими предметами, он знал, что пройдет по меньшей мере сотня лет, прежде чем из этого что-нибудь выйдет. Когда мы сегодня что-то планируем, мы, кажется, не столь терпеливы, не правда ли? Как вы думаете?

— Это верно, — отвечал я. — Так далеко мы не рассчитываем.

Черный предмет в руке мужчины оказался фотоаппаратом; отойдя в сторону, он принялся фотографировать женщину рядом со скульптурой Генри Мура. Она принимала разнообразные позы, и все они, насколько я мог видеть, были смешны и должны были вызывать улыбку. Она то обхватывала какую-нибудь из деревянных торчащих конечностей, то вскарабкивалась на фигуру и усаживалась на нее верхом, держа в руках воображаемые поводья. Высокая стена тисовых деревьев заслоняла их от дома и по сути от всего остального сада, кроме небольшого холма, на котором мы сидели. У них были все основания надеяться на то, что их не увидят, а если им и случалось взглянуть в нашу сторону, то есть против солнца, то сомневаюсь, заметили ли они две маленькие неподвижные фигурки, сидевшие на скамье возле пруда.

— Знаете, а мне нравятся эти тисы, — сказал сэр Бэзил. — Глаз отдыхает, на них глядя. А летом, когда вокруг буйствует разноцветье, они приглушают яркость красок и взору являются восхитительные тона. Вы обратили внимание на различные оттенки зеленого цвета на гранях и плоскостях каждого подстриженного дерева?

— Да, это просто удивительно.

Мужчина теперь, казалось, принялся что-то объяснять женщине, указывая на работу Генри Мура, и по тому, как они откинули головы, я догадался, что они снова рассмеялись. Мужчина продолжал указывать на скульптуру, и тут женщина обошла вокруг нее, нагнулась и просунула голову в одну из прорезей. Скульптура была размерами, наверное, с небольшую лошадь, но тоньше последней, и с того места, где я сидел, мне было видно все, что происходит по обе стороны скульптуры: слева — тело женщины, справа — высовывающаяся голова. Это мне сильно напоминало одно из курортных развлечений, когда просовываешь голову в отверстие в щите и тебя снимают в виде толстой женщины. Именно такой снимок задумал сделать мужчина.