Катерина Кириченко - Отстегните ремни

Самолет взревел моторами и пошел на снижение. В иллюминаторе появились сначала густые облака, а когда мы из них вынырнули — потянулся грустный и пасмурный пейзаж из выстриженных лесов, грязновато-бурых озер и дачных поселков. В поселках удивляли две вещи: во-первых, почему при таком количестве лесов и вообще пространства, дачным поселкам отводится так мало места? Дома стоят просто друг у друга на голове, почти не имея участков (дом — вокруг забор, дом — опять вокруг забор…) Во-вторых, откуда в России в двадцать первом веке вдруг взялся этот странный нерусский тип архитектуры? Все домики, как один, были не деревянные, а кирпичные, большинство — из противного ярко-рыжего кирпича, эдакие мини-замки этажа по три, а то и по четыре, и почти все украшены какими-то башенками и полукруглыми арками в псевдоготическом стиле… Какая вообще безвкусица и отсутствие индивидуализма!

Пока я рассматривала открывшуюся мне печальную картину Подмосковья, пилот объявил по радио «пристегните ремни и выключите телефоны». Я пристегнулась, а телефон я никогда и не включаю при полете. Сидевшие передо мной мужчины с заметно покрасневшими за время полета лысинами, все время распивавшие коньяк и закусывавшие чипсами, и только полчаса назад, наконец, задремавшие, проснулись и, наоборот, оба немедленно включили свои телефоны. Я стала подсматривать, — просто стало интересно, — чем вызвано такое чувство противоречия, может, у них дела неотложные какие? Но нет, дел не оказалось. Один из них просто заиграл во что-то типа «тетриса» на своем мобильнике, второй же пищал кнопками и что-то там смотрел, может, эсэмэску кому решил послать? Да-а-а, подумала я, русский народ никогда не понимал порядка и дисциплины, а слушаться готов был лишь под кнутом. И как их только отучили курить в туалетах самолета? Били, что ли? А что ждет Россию, когда и до нее докатится мировое поветрие полного запрета курения во всех общественных местах, включая рестораны и бары?!

Самолет тем временем удачно приземлился, все дружно похлопали пилоту и, немедленно повскакивав со своих мест, потянулись по салону к выходу. Выход, понятное дело, еще был закрыт. Толкая друг дружку объемной ручной кладью, народ ужался, чтобы хоть куда-то продвинуться. В затылок задышали перегаром. Мне кажется, в России всегда так было: если вперед идти уже больше некуда, то для видимости некого движения народ просто начинает утрамбовываться плотнее. Поддавшись общему настроению, я тоже зачем-то вылезла в проход, — дурной пример заразителен. Ну и духотища! Подачу кислорода уже отключили, экономит «Аэрофлот» родимый. Эх, надо было, конечно, лететь KLM, и что меня потянуло на экзотику? Мне в спину довольно больно уперлось что-то жесткое и угловатое. Где-то сзади истошно заорал ребенок. Вперед было не пройти, к тому же у меня возник какой-то внутренний протест: утрамбовываться принципиально не хотелось, хотелось держать нормальную цивилизованную дистанцию, чего бы это ни стоило, а стоило это того, что приходилось сдерживать спиной напирающую толпу, которая видя, что я недостаточно прилегла грудью к спине впереди стоящего, давила еще сильнее. Убирали пробелы, уравнивали очередь. И зачем они так давят? Все равно никого не оставят в самолете, всех выпустят, а не выйдешь сам — выгонят, ведь обратный рейс тоже денег стоит! Да и в город мы выйдем не в том порядке, в каком покинули салон, а в лотерейной последовательности: чей багаж приедет первым на ленте.

Меня охватили Тоска и Сомнения. Стоило ли мне, после всех этих лет, приезжать в Россию? Сидела бы в своей Голландии и дальше… Куда я еду? Сколько я здесь не была? Выходило, что с момента, что я, как потом оказалось, навсегда покинула родину, прошло ровно четырнадцать лет. Как быстро куда-то спешит по своим космическим делам время, безжалостно увлекая нас за собою! Половина пути уже пройдена, а к чему все это было и о чем? Кто я вообще такая: та девочка в узких джинсах, с дешевым чемоданом, садящаяся в увозящий ее в неизвестность международный автобус, или уже сложившийся взрослый человек, успевший немало увидеть и пережить? Я попыталась увидеть себя со стороны, стоящей в душном салоне самолета, посреди напирающей толпы бывших соотечественников, и с замиранием сердца готовящейся впервые за многие годы окунуться в страну, которую я совсем почти уже забыла, и весьма противоречивую информацию о которой я давно уже получала в основном из западных СМИ да из нечасто доходивших и еще более запутывавших меня телесериалов типа «Бригада» или циничных книг вроде «Духлесс».

Слишком худая для своего высокого роста, с копной вечно растрепанных длинных вьющихся волос соломенного цвета, я все еще выглядела лет на двадцать пять. Слегка выдавали меня только недавно появившиеся морщины, расходящиеся лучиками от внешних уголков глаз, и взгляд, уже лишенный наивной молодежной эйфории. Одевалась я по-европейски небрежно и расслабленно, беззаботно комбинируя протертые джинсы с изящными приталенными пиджачками голландских и бельгийских дизайнеров, обувь предпочитала удобную, а аксессуары — недешевые. Косметикой же и вовсе пользовалась редко. Недавно мне стукнуло тридцать четыре, и, почему-то впервые не обрадовавшись своему дню рождения, я улетела в гордом одиночестве туда, где заведомо не могла встретить ни одного знакомого лица (выбор наобум пал на Исландию). Бесцельно пробродив весь день по улицам и забившись, усталая, в уютный ресторан, я заказала отличнейший ужин, позволив себе роскошь запить его арманьяком моего года рождения. Голландские друзья покрутили пальцем у виска, найдя мою выходку излишне эксцентричной, но мне (что тоже приятно) наконец-то было наплевать, кто и что обо мне думает.

Причиной моего приезда в Москву был Макс. Потратив годы на то, чтобы свить себе приличное гнездо в маленькой, но гордой европейской державе, открыть и наладить собственный бизнес, завести новые привычки и друзей, я как-то совершенно безысходно никак не могла там устроить свою личную жизнь. От прилизанных и насмерть перепуганных десятилетиями женской эмансипации голландских ухажеров мне совершенно не пахло мужчинами, к тому же в них мучительно недоставало чего-то «настоящего», хотя определить, чего именно, я так никогда и не могла.