Уоррен Мерфи - Небо падает

– Почему я из-за грубости других должен лишать себя городской жизни? – возразил Чиун.

Он был Мастером Синанджу, нынешним представителем древнейшего в истории рода убийц. Когда Римская Империя была еще крохотной деревушкой на берегу Тибра, они уже служили царям и властителям. И лучше всего они действовали именно в городах.

– Неужели мы должны отдать центры цивилизации этим животным, потому лишь, что ты каждый раз тупо принимаешь сторону белых?

– По-моему, они были черными, папочка.

– Никакой разницы. Американцы. Я отдал лучшие годы жизни на то, чтобы воспитать и обучить этого низкого белого, и при первом же недоразумении, при первом конфликте на чью сторону он становится? На чью, а?

– Ты убил троих за то, что они пели песню.

– На их сторону, – сказал Чиун, удовлетворенный тем, что снова он был оскорблен неблагодарным. Он вытащил свои длинные пальцы из кимоно и еще раз повторил главный вывод. – На их сторону.

– Ты даже не мог позволить им пройти по этому проклятому коридору.

– И терроризировать остальных, которые, возможно, в этот момент воссоединялись с восходящим солнцем?

– Лишь Синанджу воссоединяется с восходящим солнцем. Искренне сомневаюсь, что водопроводчики из Огайо или бухгалтеры с Мэдисон Авеню воссоединяются с восходящим солнцем.

Чиун отвернулся. Он собирался прекратить разговор с Римо, но тот отправился приготовить себе рис на завтрак и не заметил бы его выказанного пренебрежения.

– Я прощу тебе это, потому что ты думаешь, что ты белый.

– Я и есть белый, папочка, – ответил Римо.

– Нет. Ты не мог быть белым. Я пришел к выводу, что ты не случайно стал Синанджу.

– Я не собираюсь писать на твоем пергаменте, что моя мать была кореянкой.

– Я тебя и не просил, – сказал Чиун.

– Я понимаю, что ты пытаешься объяснить, каким образом единственный из всех, кто овладел солнечным источником всех боевых искусств, Синанджу, не только не кореец, но даже не представитель желтой расы. А белый. Чисто-белый. Ослепительно белый.

– В последнее время я не писал истории, потому что не хотел говорить о неблагодарности белого, о том, как они друг за друга держатся, несмотря на то, что всем, что в них есть хорошего, они обязаны человеку доброму, благородному и терпимому, бездумно потратившему лучшие годы своей жизни на неблагодарного.

– Это все потому, что я не подпишусь под тем, что я не белый, – сказал Римо.

Во время своего обучения он читал эти истории и знал весь род убийц так, как английский школьник учит генеалогические древа королевских фамилий.

– Ты говорил, что воспитывался в приюте. Какой сирота знает свою мать, а тем более – отца? У тебя мог быть отец кореец.

– Когда я гляжусь в зеркало, у меня таких мыслей не возникает, – сказал Римо.

– Есть такие заболевания, от которых глаза по каким-то таинственным причинам становятся круглыми, – заметил Чиун.

– Белый я! И мне понятно, ты не хочешь, чтобы это попало в историю Синанджу. Когда я получу свитки, то прежде всего напишу, как я счастлив быть первым белым человеком, постигшим тайны Синанджу.

– Тогда я буду жить вечно, – заявил Чиун.

– Ты сейчас в самом расцвете. Ты же сам говорил, что все становится на свои места только к восьмидесяти.

– Я должен был так говорить, чтобы ты не волновался.

– За тебя я никогда не волнуюсь, папочка.

Стук в дверь помешал Чиуну присовокупить это оскорбление к другим, хранившимся в его перечне несправедливостей. В дверях стояли трое полицейских и детектив в штатском. Римо заметил, что у остальных дверей тоже стоят полицейские и детективы. Полицейские сообщили Римо, что у них есть все основания предполагать, что три постояльца, прибывшие в город на съезд, были жестоко убиты. Каким-то образом они были сброшены с тридцатого этажа. Они были уверены, что все произошло именно на тридцатом этаже, потому что двери лифта были здесь раздвинуты, а кабина покорежена и приподнята вверх, чтобы освободить проем, куда и были сброшены тела. Сложность была в том, что они не смогли обнаружить машину, при помощи которой это было сделано. Не слышали ли уважаемые постояльцы шума машины сегодня утром?

Римо покачал головой. Но за его спиной раздался ясный и громкий голос Чиуна:

– Как мы могли расслышать шум машины, когда здесь стоял такой гвалт?

Полиции захотелось узнать поподробнее, что это был за гвалт.

– Дикие вопли пьяных негодяев, – ответил Чиун.

– Он старый человек, – быстро сказал Римо и улыбнулся, давая понять, что стариков приходится терпеть.

– Я вовсе не стар, – возразил Чиун. – По правильному календарю мне нет еще девяноста.

Римо ответил ему по-корейски, что в Америке, как и вообще на Западе, никто не пользуется старым календарем Ван Чу, который настолько неточен, что теряет два месяца каждый год.

По-корейски же Чиун ответил, что календари используют из соображений правды и благородства, а не для того, чтобы лишь измерять время. А люди Запада так гоняются за каждым днем, боясь что-то потерять, если один день из недели исчезнет.

Полицейские смущенно смотрели на это представление, разыгрываемое двумя людьми на непонятном языке.

– Вероятно, этим шумом и была машина, убившая трех человек? – спросил детектив.

– Нет, – ответил Римо. – Это были люди. Он не слышал никакой машины.

– Ничего удивительного, – заметил детектив, подавая полицейским знак, что пора уходить. – Машины никто не слышал.

– Это из-за пения, – сказал Чиун.

Римо покачал головой и уже собирался закрыть дверь, но вдруг увидел то, чего не хотел бы видеть. Мимо места убийства, в котором могли оказаться замешанными Римо и Чиун, сквозь строй полицейских шел человек в темно-сером костюме-тройке с лицом, похожим на высохший лимон, седой, причесанный на пробор и в очках в стальной оправе.

Это был Харолд В. Смит, а его здесь не должно было быть. Задачей организации было устраивать дела, в которых Америка не хотела бы оказаться замешанной, но которые было необходимо решать ради благополучия нации. Она была настолько засекречена, что кроме Смита о ее существовании знал только президент. Секретность была столь необходима, что была даже разыграна поддельная казнь, в результате чего у единственного киллера были отпечатки пальцев мертвого человека. То, что Римо был сиротой и никто не мог начать его поиски, было немаловажной причиной того, что выбор пал на него. Сначала чуть было не выбрали другого, но у того была мать.

И вот здесь Смит, который даже не позаботился найти подходящее прикрытие. Он вошел в такой момент, когда все могло бы раскрыться, открыто пришел в номер, пришел, подставляя себя под расспросы полиции, которая шныряла по коридору, пытаясь расследовать тройное убийство.