Джон Катценбах - Фатальная ошибка

«Майкл, я скучаю по тебе. Я люблю тебя. Приди, спаси меня!»

Он слышал голос Эшли так явственно, как будто она сидела рядом на пассажирском сиденье. Он повторял в уме эти слова опять и опять с разной интонацией — то отчаянной и умоляющей, то призывной и страстной. Слова ласкали его.

О’Коннел воображал, что он отправился с опасным заданием, подобно разведчику, пробирающемуся по заминированной территории, или пловцу-спасателю, ныряющему в бурные воды. Он мчался на север, в Вермонт, непреодолимо влекомый к Эшли какой-то высшей силой.

Парень осторожно поглаживал в темноте рваные раны на предплечье и кисти. Голень он обмотал бинтом из автомобильной аптечки. Ему повезло, что пес не добрался до его ахиллова сухожилия. Джинсы были порваны и, по всей вероятности, забрызганы высохшей кровью. Утром надо будет сменить их. Но он был молодцом и одержал победу.

О’Коннел включил верхний свет и стал задумчиво рассматривать карту. Он рассчитал, что часа через полтора уже будет с Эшли — даже если по дороге к дому Кэтрин Фрейзир свернет пару раз не туда, куда надо.

Он улыбнулся и опять услышал призыв Эшли: «Майкл, я скучаю по тебе. Я люблю тебя. Приди, спаси меня!» Он знал ее лучше, чем она сама знала себя.

Приоткрыв окно, О’Коннел впустил в салон струю бодрящего воздуха, чтобы немного остыть. Он считал, что существуют две Эшли. Первая убегала и пыталась избавиться от него, она была сердита и напугана. Эта Эшли принадлежала Скотту и Салли и еще этой Хоуп, женщине-фрику. При мысли о них он нахмурился. Их отношения были явным извращением, болезнью. Девушке будет только на пользу, когда он освободит ее.

Настоящей Эшли была та, которая сидела с ним за столиком, пила и смеялась его шуткам, которая завораживала его, пока в конце концов не пригласила его открыто к себе. Настоящая Эшли установила с ним такую глубокую связь, и физическую и духовную, о возможности которой он до тех пор и не подозревал. Настоящая Эшли впустила его в свою жизнь, хоть и ненадолго, и теперь он был обязан снова найти ее.

Он освободит ее.

Он знал, что та Эшли, какая существовала в представлении ее родителей и этой лесбиянки, была лишь тенью настоящей. Студентка, занимающаяся искусством и не вылезающая из музеев, — это была фикция, придуманная кучкой никчемных, скучных образованных обывателей, которые хотели сделать ее такой же, как они, обречь ее на такое же тупое и ничтожное прозябание. Его Эшли ждала, чтобы он спас ее, как сказочный принц, и показал ей, что такое настоящая жизнь. Она мечтала об опасных приключениях, о существовании, полном риска. Его Эшли была Бонни, а он был Клайдом, [26] Бонни Элизабет Паркер и Клайд Барроу — двое молодых бандитов, убитых в перестрелке в 1930 г. В 1967 г. режиссер Артур Пенн снял о них кинофильм. она шла по жизни бок о бок с ним, презрев общепринятые правила. Да, пока что она сопротивлялась ему, боялась свободы, которую он нес ей, но это было понятно. Его жизненная энергия действительно могла испугать.

Нужно было только объяснить ей, что к чему.

Майкл О’Коннел улыбнулся. Он был уверен в победе. Наверное, она достанется нелегко, слишком много препятствий на пути. Но в конце концов она поймет.

Чувствуя новый прилив возбуждения, парень нажал на газ, и машина рванулась вперед. Он вырулил на левую полосу и еще увеличил скорость. Никто не сможет его остановить. Только не сегодня.

«Осталось немного, — думал он, — совсем немного».

Ночь накрыла Хоуп своим крылом, окутала ее горе темнотой. Они с Салли тронулись в обратный путь. Молчание Хоуп казалось каким-то ирреальным, как будто она была лишь призрачной тенью самой себя.

Салли не пыталась заговаривать с Хоуп, благоразумно оставив ее наедине с ее мыслями. Ей было немного совестно, что она не испытывала такого же острого горя, хотя, наверное, должна была бы. Тем не менее мысли о гибели Потеряшки не оставляли ее. Какой бы ужасной ни была потеря, важнее было понять, как это случилось и что все это значило. Обдумывая события этой ночи, она испытывала потребность действовать, что-то предпринять.

Автомобиль, заскрипев покрышками, остановился перед их домом.

— Мне очень жаль, Хоуп. Я знаю, что он значил для тебя.

Хоуп подумала, что это, наверное, первые ласковые слова, которые она услышала от Салли за несколько месяцев. Она глубоко вздохнула, молча выбралась из машины и побрела к дому, загребая ногами опавшие листья. У входной двери она остановилась и, осмотрев ее, повернулась к Салли.

— Не здесь, — сказала она со вздохом. — Разве что тот, кто это сделал, очень ловко отпирает любые замки. Но кто-нибудь заметил бы его — соседи, прохожие.

Салли подошла к ней:

— Наверное, он влез сзади, через подвал. Или через одно из боковых окон.

— Я посмотрю сзади, — кивнула Хоуп. — А ты проверь окна, особенно в библиотеке.

Увидев развороченный дверной косяк, Хоуп секунду стояла, тупо глядя на щепки, устилающие цементный пол, затем крикнула:

— Салли, это здесь, внизу!

Подвал освещался единственной голой лампочкой под потолком. На заплесневелых стенах плясали причудливые тени. Хоуп вспомнила, что маленькой девочкой Эшли боялась спускаться сюда одна, когда ей надо было постирать белье, — ей казалось, что в затянутых паутиной углах притаились привидения и тролли. Лучше всего было, если ее сопровождал Потеряшка. И даже в отрочестве, когда Эшли считала себя слишком взрослой, чтобы верить в эти сказки, она, собрав свои обтягивающие джинсы и крошечное нижнее белье, которое она прятала от матери, и прихватив галету для собаки, открывала перед Потеряшкой двери в подпол и только потом спускалась сама. Пес радостно скатывался по лестнице, производя такой шум, что всех обитавших в подполе демонов как метлой сметало, и усаживался в ожидании Эшли, с энтузиазмом колотя хвостом по полу.

— Вот, смотри, — сказала Хоуп подошедшей Салли. Та кивнула. — Наверное, у него был фонарик. А потом он поднялся по лестнице в кухню.

— По-видимому, тогда Потеряшка и услышал его. Или почуял.

— Он обычно ждал нас в прихожей, — сказала Хоуп, — так что, услышав звук сзади, сразу должен был понять, что это не ты, не я и даже не Эшли. — Она оглядела кухню. — Вот здесь он принял последний бой, — проговорила она тихо.

«Да, последний бой», — подумала она. Она представила себе старого пса со вставшей на загривке седой шерстью, с обнаженными притупившимися зубами. Это был его дом, его семья. Никто не мог проникнуть сюда мимо него, несмотря на то что его зрение и слух ослабли. Тому, кто все-таки пробрался в дом, пришлось заплатить немалую цену. Она покашляла, чтобы прогнать готовые брызнуть слезы, и, опустившись на пол, стала осматривать его.