Джон Гришэм - Рэкетир

Смутно знакомый голос произносит:

— Мистер Рид Болдуин, это Натан Кули. Я получил ваше письмо.

Я приказываю себе басить и не частить.

— Я вас слушаю, мистер Кули. Спасибо, что звоните. — Конечно, он получил мое письмо, откуда еще у него этот телефонный номер?

— Когда вы хотите поговорить? — спрашивает он.

— Как удобно вам. Я в Вашингтоне, мы сегодня завершили съемку. У меня есть немного времени, так что можем договориться прямо сейчас, согласны?

— Я в вашем распоряжении. Как вы меня нашли?

— По Интернету. В наши дни трудно спрятаться.

— Да уж… Я обычно сплю допоздна, а потом работаю в баре с двух дня до полуночи.

— Давайте завтра в обеденное время, — предлагаю я с излишним энтузиазмом. — Вы да я, никаких камер и диктофонов. Я угощаю.

Пауза, я не дышу.

— Что ж, давайте. Где?

— Это ваши края, мистер Кули, вы и назначайте время и место, я подстроюсь.

— Ага. На повороте с автострады Восемьдесят первой на Редфорд есть такое местечко — «Спанкиз». Давайте там, завтра в полдень.

— Буду.

— Как я вас узнаю? — спрашивает он, и я чуть не роняю трубку. Узнавание — гораздо более важный момент, чем он догадывается. Я хирургическим путем изменил черты своего лица, через день брею голову и раз в неделю бреюсь, похудел на двадцать фунтов, ношу очки с круглой красной оправой из поддельного черепахового панциря, черные футболки, поддельные ветровки от «Армани» и брезентовые шлепанцы, продающиеся только в Майами и Лос-Анджелесе. Живу под другим именем. Поменял голос и походку.

И все эти усилия предпринимаются, конечно, не для того, чтобы сбить со следа желающих меня выследить с целью убийства — мне нужно скрыть, кто я такой на самом деле, от вас, мистер Натан Кули!

— Во мне шесть футов росту, черный, худой, бритая голова, буду в белой соломенной шляпе-панаме.

— Вы черный? — выпаливает он.

— Есть такое дело, а что?

— Ничего. До завтра.

Я возвращаюсь за столик. Ванесса уже заждалась.

— Это Кули, — тихо говорю я ей. — Завтра у нас встреча.

— Вот и славно, — произносит она с улыбкой.

Мы заканчиваем ужин и нехотя прощаемся. Выйдя из ресторана, целуемся и вообще ведем себя как влюбленные подростки. Всю дорогу до Роанока я думаю только о ней.

Я приезжаю на пятнадцать минут раньше и паркуюсь так, чтобы можно было наблюдать за сворачивающими к «Спанкиз» машинами. Первым, что я увижу, будет его автомобиль или пикап, и уже это многое подскажет. Полгода назад он сидел в тюрьме, отбывая срок в пять с лишним лет. Безотцовщина, мать-алкоголичка, образование ограничилось десятью классами; интересно, какой он выбрал автомобиль? Я планирую во время разговора с ним брать на заметку все, что получится: его одежду, драгоценности, часы, телефон.

С приближением обеденного времени поток машин густеет. В двенадцать ноль три появляется новенький, с иголочки, сверкающий серебром полутонный пикап «шевроле-сильверадо», и я подозреваю, что в нем прибыл Натан Кули. Так и есть. Он останавливается на дальней стороне стоянки, настороженно озирается и шагает к входу.

Мы не виделись уже четыре года, но он мало изменился. Прежнее телосложение, та же светлая растрепанная шевелюра — правда, в тюрьме он пару раз брил голову. Он разглядывает флоридские номера моей машины и входит в кафе. Я делаю глубокий вдох, надеваю шляпу и иду к дверям. «Спокойнее, болван, — требую я от себя, чувствуя в животе нервную колику. — Тебе потребуются твердая рука и стальные нервы».

Мы встречаемся в холле и обмениваемся любезностями. Я снимаю шляпу, и мы семеним за официанткой, ведущей нас в кабинет в глубине зала. Сев друг напротив друга, мы начинаем с обсуждения погоды. Сперва я окрылен собственной хитростью. Натан беседует с незнакомым ему человеком, а я с парнем, которого в свое время неплохо знал. Он как будто ничего не подозревает: не приглядывается к моим глазам и носу, не щурится, не приподнимает брови, не смотрит в пространство, вслушиваясь в мой голос. Обходится, слава Богу, без слов «вы напоминаете мне одного знакомого…». Пока все в порядке.

Я заказываю высокий бокал пива, Натан раздумывает и просит то же самое. Успех всей этой затеи с дальним прицелом может зависеть от алкоголя. Натан — дитя культуры запойного пьянства и наркомании. Потом он провел пять лет в тюрьме, где ни к чему такому не притрагивался. Я предполагаю, что, освободившись, он вернулся к прежним привычкам. На это указывает хотя бы приобретение им питейного заведения.

Для деревенщины, не обученной прилично одеваться, он выглядит безупречно: потертые джинсы, фирменная рубашка гольфиста — наверное, подарок забредшего к нему в бар коммивояжера, солдатские ботинки. Драгоценностей не заметно, часов тоже, зато бросается в глаза невероятно уродливая тюремная наколка на внутренней стороне левого предплечья. Короче, Натан не из тех, кто пускает пыль в глаза.

Приносят пиво, мы приветствуем друг друга, приподнимая бокалы.

— Расскажите о своем фильме, — просит он.

Я киваю, но не спешу отвечать, помня о необходимости говорить медленно, четко, как можно более низким голосом.

— Я уже десять лет снимаю документальные ленты, но это самый впечатляющий проект из всех, которые мне попадались.

— Послушайте, мистер Болдуин, а что такое документальный фильм? Кино я знаю, но документальных фильмов, признаться, видел не много.

— Естественно. Это короткометражные фильмы независимых режиссеров, которые не показывают в больших кинотеатрах. Их снимают не для заработка. Они о реальных людях, реальных проблемах, без кинозвезд и всего такого прочего. То, что надо. Лучшие завоевывают награды на кинофестивалях и привлекают кое-какое внимание, но на них не разбогатеешь. Моя компания специализируется на фильмах о злоупотреблении властью, главным образом со стороны федеральных органов, а также крупных корпораций. — Я отхлебываю пива и напоминаю себе: не частить! — Обычно продолжительность фильма — час. Этот можно растянуть до полутора часов, но о длительности потом.

Возвращается официантка. Я заказываю куриный сандвич, Натан — корзинку крылышек.

— Как вы стали владельцем бара?

Он пьет, улыбается.

— Узнал от друга, что прежний хозяин идет ко дну — не из-за бара, а из-за других своих проектов. Но от «Бомбея» он решил избавиться. Искал дурачка, который взял бы на себя все долги. Ну, я и подумал: «Какого черта? Мне всего тридцать, работы нет, перспектив ноль, почему бы не попробовать?» Ну и поперло. Забавный бизнес, девчонки из колледжа опять же…

— Вы не женаты?

— Нет. Не знаю, что вам обо мне известно, мистер Болдуин. Я недавно отмотал пятилетний тюремный срок. По милости федерального правительства я долго не встречался с женщинами и теперь заново осваиваю это занятие, вы меня понимаете?