Том Нокс - Метка Каина

Эми встала и направилась к двери.

— Мне нужен свежий воздух.

Дэвид не стал ее останавливать. Он прекрасно понимал, почему ей хочется оказаться подальше от него, от проклятого кагота. Да и кто бы захотел стать его подругой? Когда дверь за Эми закрылась, Дэвид осознал, что все кончено, дело сделано: он теперь был полностью и окончательно одинок . Все его покинули, все от него отказались. Он затерялся в пустыне собственной жизни. Как те одинокие деревья на Берегу Скелетов, живущие только призрачной сыростью тумана.

Так пусть уж Мигель придет и убьет его, пусть кагот уничтожит кагота, брат убьет брата. Все это уже не имело никакого значения.

Ангус говорил что-то о холокосте. Он уже приканчивал то ли вторую, то ли третью кружку пива, и его речь теперь была приправлена неким безумием, неким пьяным нигилизмом.

— Ты знаешь, что меня достает? Факт, что немцы в двадцатом веке устроили целых три холокоста! Не один, не два, а три! Гереро, повстанцы Витбооя, евреи… — Ангус злобно усмехнулся, окинув взглядом пивную. — И как же это понимать? Я хочу сказать, ладно, один холокост — этого уже больше чем достаточно, все могут ошибаться, всякое случается. Просим прощения, виноваты. Но потом… второе массовое уничтожение? Хм… Это уже немного странно. Уже наводит на размышления. Разве нет? Может быть, нам следовало бы в следующий раз попробовать что-нибудь не такое холокостное? — Он немного помолчал. — А потом… потом вы делаете это снова? В третий раз? Три массовых уничтожения подряд… В чем тут дело?

Он отпил еще пару глотков пива. Саймон таращился в стол, потом на свои ботинки и, наконец, перевел взгляд в темноту за окном.

Ангус продолжал пить и пустословить:

— И тут еще кое-что есть. Знаете, они построили лучший в Людерице отель — прямо напротив Акульего острова. Вообще-то неплохо, да? Имеете вид на лагерь уничтожения прямо со своего балкона. И можете любоваться на могилы, надевая брюки. Как вы думаете, это было сделано с умыслом или так придумали архитекторы? Мне бы хотелось быть на том совещании, когда обсуждалось…

— Ангус, — сказала Эми, уже вернувшаяся в бар; лицо у нее было решительным. — Заткнулся бы ты, а?

Шотландец рассмеялся. А потом извинился. А потом снова захохотал — весьма кисло — и умолк.

Разговор об Акульем острове напомнил Дэвиду о Намибии. Та последняя картина в скромном музее… черепа гереро…

Грязная шутка нацистов.

— А знаете… — очень медленно заговорил он. — Возможно… мы малость сглупили. Здесь просто не могло быть никакой синагоги. Нацисты ведь убили всех евреев.

— Но она помечена на карте, — возразила Эми. — Если ее уничтожили, зачем ее указывать? Не понимаю.

Дэвид наклонился к ней.

— Ну… может, ее и не разрушили. Ее могли переделать во что-то другое, даже перед войной. Замаскировать синагогу под что-то другое.

— Например?

— Под что-то оскорбительное для евреев. Еще одна шутка, как в Людерице.

Ангус решительно кивнул.

— Да. Это верно. Нацисты превращали некоторые синагоги в свинарники, иногда — в ночные клубы. Чтобы оскорбить религиозные чувства евреев. Конечно…

Эми покачала головой.

— В Пскове нет ночного клуба. Деревушка крошечная, здесь вообще ни черта нет — ни танцевального зала, ни свиноводческих ферм, вообще ничего.

Фермер за соседним столиком смачно рыгнул, покончив со свиной ножкой. А Саймон уже показывал куда-то вверх.

— А как насчет вот этого? Посмотрите!

Все они разом повернулись. В верхней части фронтальной стены виднелось маленькое, грязное старое окошко. Оно почти не пропускало света, потому что в нем стояло темное стекло цвета выдержанного вина. Но того смутного света, что падал на окно от светящейся вывески паба, было достаточно для того, чтобы проявить рисунок свинцового переплета, делившего стекло на части.

Это была Звезда Давида.

Владельца пивной ничуть не интересовали ни странная просьба посетителей, ни их причудливые вопросы — пока Дэвид не предложил ему три сотни евро. Тут он разом просиял и повел их в заднюю часть зала, где за стальными бочонками скрывалась стена.

Вся она была покрыта надписями на иврите.

— Отодвиньте бочонки, — сказала Эми. — Где-то здесь должно быть убежище.

Стальные бочонки бряцали и гудели, когда их передвигали с места на место. А под ними… не было ничего. Дэвида охватило горестное отчаяние, смешанное с чуть заметным облегчением. Какая-то его часть на самом деле категорически не желала знать, что именно скрыто в подвалах замка. Доказательства таились в его собственной крови. Но другая его часть хотела все выяснить, и чем быстрее это произойдет, тем лучше.

Хозяин пивной внимательно смотрел на них. Он скрестил руки на груди. Его белая куртка была покрыта пивными пятнами. Потом он сказал:

— Die Juden Тür? [93] Дверь иудеев? ( нем. )

— Да!

Он повел их в дальний, темный угол задней комнаты. Там в стене обнаружилась маленькая деревянная дверь. Хозяин что-то объяснял на чудовищном немецком. Эми переводила, и ее голос звенел от возбуждения:

— Он говорит… эта дверь тут со времен войны. За ней погреб, а за погребом — какой-то ход. Он обычно хранил в погребе… что-то такое, о чем он не хочет говорить. Может, контрабанда? Он не знает, где заканчивается тот ход. Он никогда не пытался пройти слишком далеко. Черт знает как боялся тех коммунистов, что сидели в замке.

Еще одна сотня евро убедила хозяина в том, что дверь нужно открыть — а потом и закрыть за ними. И никому ничего не говорить. Еще пятьдесят евро пришлось отдать за фонарь.

Дверь со скрипом распахнулась. Дэвид, заглянув внутрь, ощутил приступ тошноты. Еще одна маленькая дверь, как дверь каготов. Дверь, через которую ему всегда полагалось проходить.

Через несколько шагов они очутились в помещении, полном сырой тьмы и паутины, заваленном бежевыми и серыми коробами из-под сигарет «Мальборо» и десятками садовых гномов. Гномы оскалились во внезапно упавшем на них свете; один из них как бы ловил рыбу. А губы у него были ярко-красными.

— Ну что, идем? — спросил Дэвид, пытаясь взять себя в руки. Он уже почти ощущал приближение Мигеля, охотившегося на них. Кровь в поисках крови.

— Идем, — разом ответили остальные.

Они вошли в низкое помещение; хозяин бара посмотрел им вслед еще секунду-другую, потом пожал плечами, как будто счел их абсолютно сумасшедшими, и аккуратно закрыл крошечную дверь.

Их окружила тьма. Единственным источником света теперь был их тусклый луч фонаря. Дэвид повел этим лучом по дальней части помещения. Там действительно был проход, уводящий в промозглую черноту.

— Ладно, идем…

Они знали, что должны пройти два километра — расстояние до Збирога. И в молчании начали путь. Звук их шагов, чавкающей грязи под ногами — вот и все, что они слышали. Никто не говорил ни слова.