Том Нокс - Метка Каина

бла-бла-бла… И так всю ночь. Мои родители поняли, конечно, что с братом случилось что-то серьезное, и отвезли его к врачу, а тот выписал Тиму обычные в таких случаях лекарства. Эти поганые маленькие пилюльки. Антипсихотические, нейролептические… И на какое-то время они помогли… Но однажды ночью, когда я приехал домой на Рождество, я услышал какое-то бормотание… Это был его голос. Все началось сначала. Да. Das Helium und das Hydrogen . А я лежал в своей комнате и гадал, что тут можно сделать. Но потом до меня донесся ужасный крик, и я выскочил из спальни и увидел, что мой брат… — Саймон на мгновение закрыл глаза. — Я увидел, что брат — в комнате родителей и они там с матерью одни, потому что отец как раз уехал… и… мой брат нападает на мать, рубит ее мачете. Такой большой нож. Мачете . Я не знаю, как все это началось. Я просто увидел, что он рубит огромным ножом нашу мать, и потому я бросился на него и повалил на пол, а вокруг была кровь… везде, везде… она просто сплошь покрыла все стены. Я его чуть не задушил. Чуть не убил брата . — Саймон перевел дыхание. — Приехали полицейские и увезли Тима… мать отправили в больницу, она осталась жива, ей наложили множество швов… но она осталась без нескольких пальцев, и кое-какие нервы были перебиты. И все равно это было просто невероятным везением. Она могла погибнуть — но осталась в живых. А потом перед нашей семьей встала совершенно ужасная дилемма — должны ли мы выдвигать обвинение? Мы с отцом сказали «да», но мать заявила — «нет». Она любила Тима больше, чем всех остальных. Она думала, что его можно вылечить. И мы с ней согласились… да, это глупо, безумно, но мы согласились . Потом Тим вернулся домой, и какое-то время казалось, что с ним все в порядке, он принимал лекарства… но однажды ночью я опять услышал: «Das Helium und das Hydrogen…»

Саймон почувствовал, как у него на лбу выступает пот. Он поспешно продолжил рассказ:

— Тим снова бормотал в своей комнате. И конечно, это было то самое. Мы позвонили в полицию, и они мгновенно приехали, забрали брата и увезли в сумасшедший дом. Там он и находится до сих пор. Запертый на ключи и засовы, засунутый в коробку… Он с тех самых пор там. И останется там на всю жизнь… — Заканчивая свою историю, Саймон ощутил привычное облегчение. — Вот тогда-то я и начал пить — чтобы забыть обо всем, понимаете? А потом сульфаты, а потом много всего подряд… Но я перестал пьянствовать шесть лет назад, да, и прошел курс лечения антибиотиками, и шесть раз в неделю посещаю собрания. И с тех пор — ничего! А сейчас у меня жена и сын, и я их невероятно люблю. Так что чудеса случаются. Действительно случаются. Конечно, я до сих пор не знаю, почему мой брат сделал то, что он сделал, и что все это значило, но… Я смотрю на это так: может быть, у меня тоже такие гены, а может быть, с моим сыном все будет хорошо. Кто знает? Всему свое время, поживем — увидим. Вот такая у меня история. И большое вам спасибо за то, что выслушали меня. Спасибо .

Жаркую душную комнату наполнило бормотание: «Спасибо, спасибо…» — это откликнулось собрание. Последовавшее за ним молчание было чем-то вроде знака: час подходил к концу. Все встали, обнялись друг с другом и прочли благодарственную молитву. На этом все закончилось, и наркоманы потянулись к выходу, с трудом поднимаясь по скрипучей деревянной лестнице, ведущей во двор Хэмпстедской церкви.

В кармане Саймона зазвонил мобильный телефон. Остановившись у церковных ворот, он ответил на вызов.

— Куинн! Это я!

На дисплее телефона вспыхнула надпись: «Номер не определен», но Саймон сразу узнал голос. Это был Боб Сандерсон. Его коллега, его источник жизни, его друг: детектив, старший инспектор Скотланд-Ярда.

Саймон ответил ему бодрым «Привет!». Он всегда был рад слышать Боба, потому что этот полицейский регулярно скармливал журналистам интересные истории: сплетни о дерзких грабежах и кражах, слухи о пугающих самоубийствах… В обмен за информацию Саймон всегда заботился о том, чтобы старший инспектор был на виду; о нем всегда упоминалось в обзорных статьях, причем в самых лестных выражениях — «умный полицейский, раскрывающий все преступления, восходящая звезда» и так далее. Это была неплохая сделка.

— Рад слышать твой голос, инспектор. Я немножко не удел.

— Ты всегда не у дел, Куинн.

— Это называется «внештатный сотрудник». Чем порадуешь?

— Возможно, чем-то любопытным. Странный случай в Примроуз-Хилл.

— Вот как?

— О да.

— И… что такое случилось? Где именно?

Детектив немного помолчал, потом ответил:

— Большой старый дом. Убита старая леди.

— Отлично.

— Не слышу особого энтузиазма.

— Ну… — Саймон мысленно пожал плечами, глядя на автобус, поворачивающий налево, к Белсайз-Парк. — Примроуз-Хилл? Я полагаю… какой-нибудь нервный грабитель, охотник за драгоценностями… Обычная история.

— О нет, на этот раз ты ошибся, — полицейский хихикнул, но в его смешке слышалась и определенная доля серьезности. — Это не стандартный случай ограбления, Куинн.

— Ладно, и что тогда? Что делает его необычным?

— Способ убийства. Выглядит так, словно леди сначала… связали узлом.

— Связали узлом?

— Именно так. Мне тут подсказывают верное слово… — полицейский немного помедлил, потом повторил: — Связали узлом! Возможно, тебе следует приехать и взглянуть самому.

За окном хосписа раскинулась бесплодная красота аризонской пустыни, с ее покоренными песками, пузырями базальтовых выступов… Зеленые руки гигантских кактусов-цереусов тянулись вверх, обращаясь с мольбой к неумолимому солнцу.

Если тебе предстоит умереть, думал Дэвид Мартинес, то это как раз самое подходящее местечко для этого, на самой окраине Феникса, почти в пригороде, где уже начинается великий пустынный край Сонора.

Дед что-то бормотал, лежа в постели. Капельница с морфином делала свое дело. Деда сейчас невозможно было понять. Впрочем, его теперь вообще редко кто понимал.

Внук наклонился и промокнул бумажной салфеткой пот со лба деда. Он снова пытался понять, зачем он приехал сюда, проделал весь этот путь из Лондона, потратив на поездку драгоценные свободные дни. Но ответ был тем же, что и прежде.

Он любил своего деда. Он мог бы вспомнить и лучшие времена: мог бы вспомнить деда темноволосым, крепким, бодрым человеком; тот сажал Дэвида к себе на плечи под жаркими лучами солнца. В Сан-Диего, у моря, когда они еще были настоящей семьей. Маленькой семьей, но настоящей.

А может быть, была и другая причина, по которой Дэвид ехал так долго. Его мать и отец погибли в автомобильной катастрофе пятнадцать лет назад. И уже пятнадцать лет Дэвид пребывал в Лондоне, а его дед доживал свои дни в далеком Фениксе. И зависело это только от Дэвида. Столь печальный факт требовал правильной оценки; поэтому Мартинес и приехал, чтобы должным образом попрощаться с единственным родным человеком.

Читать дальше