Дэниел Силва - Сезон Маршей

— Я так понимаю, что разрешение у вас есть, — проворчал Данн, усаживаясь перед большим монитором. Худой, высокий, бледный, как троглодит, с очками в тонкой металлической оправе, постоянно соскальзывающими с узкой переносицы, он выглядел типичным изобретателем, какими их показывают в кино. — Вы же понимаете, что я не имею права делать это без разрешения вашего шефа.

— Бумажку я принесу попозже, а фотографии нужны сейчас.

Данн положил пальцы на клавиатуру.

— Имя?

— Октябрь. Тот самый, которым мы занимались в прошлом месяце, когда готовили запрос в Интерпол.

— Да-да, помню. — Он быстро набрал имя, и через секунду на экране появилось лицо киллера. — И что вы от меня хотите?

— Думаю, он мог попытаться изменить внешность с помощью пластической операции, — сказал Майкл. — Я почти уверен, что его лицом занимался француз по имени Морис Леру.

— Доктор Леру хороший специалист и сделать он мог многое.

— Вы можете показать мне несколько вариантов? Предположим, с изменением волос, подбородка и в таком духе.

— На это нужно время.

— Я подожду.

— Тогда садитесь вон там, — сказал Данн. — И, ради Бога, Осборн, ни к чему не притрагивайтесь.

Было уже за полночь, когда служебный автомобиль доставил Монику Тайлер к жилому комплексу в Харбор-Плейс на окраине Джорджтауна. Телохранитель открыл дверцу, провел ее к лифту, поднялся с ней на нужный этаж и остался у двери квартиры, когда она вошла.

Моника открыла воду в ванной и разделась. В Лондоне было почти утро. Директор всегда рано вставал, и она знала, что через несколько минут он уже сядет за стол. Забравшись в ванну, Моника наконец позволила себе расслабиться и отдохнуть. Нежиться долго она не стала и через четверть часа, накинув толстый белый халат, прошла в гостиную.

На столе красного дерева стояли три телефона: стандартный восьмилинейный, внутренний для связи с Лэнгли и специальный, защищенный от прослушивания, позволявший свободно обсуждать любые вопросы. Старинные золотые часы, подарок от ее бывшей фирмы на Уолл-стрите, показывали 12:45.

Моника вздохнула, вспоминая все те обстоятельства — случайности, политические союзы, интуитивные решения, — которые вознесли ее на вершину карьеры, позволив занять место директора Центрального Разведывательного Управления. Она закончила Йельскую школу права со вторым в классе результатом, но вместо того, чтобы идти на работу в какую-нибудь крупную фирму, добавила к своему резюме степень магистра управления и отправилась на Уолл-стрит, чтобы делать деньги. Там ей посчастливилось познакомиться с Роналдом Кларком, человеком умным и деловым, собиравшим средства в фонд партии и постоянно занимавшим высокие посты, когда Белый Дом попадал под контроль республиканцев. Вместе с Кларком Моника работала в министерстве финансов, государственном департаменте, министерстве торговли и министерстве обороны. Когда президент Бекуит назначил Кларка директором ЦРУ, Моника стала исполнительным директором, вторым по влиянию человеком в Управлении, а после того, как ее покровитель ушел в отставку, пролоббировала собственную кандидатуру на высший пост в разведывательной службе.

Ведомство, унаследованное ею от предшественника, пребывало в не лучшем состоянии. Серия разоблачений и шпионских скандалов, включая дело Олдрича Эймса, сильно подорвала доверие к ЦРУ и ударила по моральному духу его сотрудников. Управление прозевало прорыв Индии и Пакистана к овладению ядерным оружием, просмотрело подготовку Ирана и Северной Кореи к испытаниям баллистических ракет, способных нанести удар по соседним странам. Во время слушаний в Сенате по утверждению ее кандидатуры некоторые политики потребовали от нее самых решительных доказательств того, что ЦРУ не даром ест свой хлеб и с толком расходует немалые деньги налогоплательщиков. Один сенатор даже выразил сомнение в том, что Соединенным Штатам после окончания «холодной» войны действительно нужно ЦРУ.

Многие воспринимали ее как временного распорядителя, хранителя места, который, посидев пару лет, уступит должность кадровому разведчику, назначенному преемником Бекуита. Моника, однако, не могла играть простого хранителя и с самого начала поставила цель сделать себя незаменимой для любого сменщика нынешнего президента, будь то республиканец или демократ.

Она считала себя единственным в Лэнгли человеком, способным провести Управление через неопределенный, смутный период, в который вступил мир после распада Советского Союза. Изучение истории разведки не прошло даром. Моника хорошо усвоила, что иногда ради спасения многих приходится жертвовать несколькими. Она сравнивала себя с теми руководителями секретных служб, которые в годы Второй мировой войны посылали своих людей на смерть ради того, чтобы обмануть нацистов. Моника не могла допустить кастрации ЦРУ, не могла позволить, чтобы США остались без адекватной вызовам времени разведывательной службы. И, конечно, она была готова на все, чтобы остаться во главе Управления. Именно по этим причинам Моника Тайлер вступила в Общество и связала себя его правилами.

В час ночи она сняла трубку защищенного телефона и набрала номер и через несколько секунд услышала приятный голос секретарши Директора, Дафны. Потом трубку взял он сам.

— Об Осборне можете больше не беспокоиться, — сказала Моника. — Он получил другое задание, так что дело Октября можно считать закрытым. В глазах ЦРУ Октябрь мертв и забыт.

— Отлично, — сказал Директор.

— Где сейчас груз?

— На пути к Карибам. По моим расчетам в Штаты должен прибыть в ближайшие тридцать шесть-сорок восемь часов. И тогда уж все будет закончено.

— Хорошо.

— Надеюсь, вы передадите информацию, которая поможет доставить груз по назначению и в срок.

— Конечно, Директор.

— Я знал, что могу положиться на вас. До свидания, Пикассо, — сказал он.

Чесапикский залив, Мэриленд

«Бостонский китобой» вперевалку шел по зыбким водам Чесапикского залива. Ночь выдалась ясная и холодная; высоко над восточным горизонтом красовался урезанный на четверть бледный диск луны. Сразу после входа в залив Делярош погасил огни. Протянув руку к приборной панели, он нажал кнопку, и система Джи-пи-эс автоматически определила координаты местонахождения судна — они находились на середине Чесапикского путепровода.

Рядом, сжимая штурвал второй консоли «Китобоя», стояла Ребекка Уэллс. Не говоря ни слова, она указала рукой в сторону носа. Впереди, примерно в миле от них, светились огни контейнеровоза. Делярош повернул на несколько градусов влево, к более мелким водам западного берега.