Ридли Пиерсон - Двойная ложь

Голос Гоина эхом отражался от сырых холодных стен цементного бункера подземных переходов станции Пенн; его привело в ярость указание начальника станции, поступившее в последний момент и помешавшее ему произнести эту речь наверху, в главном зале вокзала, с прицелом на который она и была написана. Журналисты, мэр, сенатор со своими помощниками, государственный секретарь по транспортным средствам Нью-Йорка и целая армия инвесторов — все дрожали от холода, пытаясь изобразить неподдельный интерес к тому, что произносилось с трибуны. Гоин смирился с тем, что девизом дня стала краткость, и урезал свою речь почти на две трети.

Кит О’Мейли стоял чуть позади, слева от Гоина, и ощупывал глазами толпу.

Много лет назад, когда Гоин впервые столкнулся с тем, что президент национальной сети по распределению бакалейных товаров не может рассчитывать на государственные правоохранительные органы в смысле удовлетворения нужд частной коммерции, на сцене появился гораздо более эффективный О’Мейли. Резкие углы сглаживались. Закон не стоял на страже. За дело взялся О’Мейли. Время от времени кому-то приходилось угрожать, кого-то запугивали или шантажировали, чья-то личная жизнь выворачивалась наизнанку на страницах прессы, но поезда продолжали идти, а тридцать тысяч миль железнодорожного полотна функционировали в соответствии с требованиями акционеров, рядовых граждан и государственных деятелей. Не вдаваясь в подробности, Гоин интуитивно осознавал реальное положение дел. Ему нужно было управлять железной дорогой. А железные дороги обладали весьма своенравным характером с самого момента их изобретения. В этом смысле с тех пор мало что изменилось.

Для Гоина минуты на станции Пенн стали моментом осуществления великой мечты, даже несмотря на то, что речь ему приходилось произносить в уродливом подземном тоннеле. Его пробирала дрожь, причиной которой был вовсе не холод. Он воплотил свою мечту в жизнь, преодолев сотни препятствий, которые скептики изначально назвали непреодолимыми. Его переполняло возбуждение, и точно такое же возбуждение он видел на лицах многих из присутствующих здесь людей. Возрождение. Новая жизнь великого открытия. Еще не так давно, мальчишкой, он проводил счастливые часы наедине с игрушечной железной дорогой «Лайонел». А теперь, благодаря ему, умирающая индустрия пассажирских железнодорожных перевозок должна возродиться. Очень скоро путешествие из Сан-Франциско в Лос-Анджелес будет занимать менее двух часов; из Портленда в Сиэтл — всего сорок пять минут. Пять часов — из Чикаго в Нью-Йорк. Совместная маркетинговая программа с компаниями «Форд» и «Хонда» разместит пассажиров с билетами по электровагонам в пункте назначения всего за десять долларов в день. Постепенно — он осознавал, что подобные проекты не реализуются за одну ночь — железнодорожные путешествия вновь обретут популярность, загруженность автомагистралей снизится, а состояние воздушной среды в центральных городских районах в значительной степени улучшится. И все благодаря его чудо-поезду.

Этот день запомнится всем надолго — об этом позаботился его отдел по связям с общественностью. Гоин задействовал целую команду фотографов и видеооператоров, непрерывно снимающих все происходящее. «Дейтлайн» будут сопровождать их во время пробега, с возможной прямой трансляцией через порты данных, которыми оборудованы пассажирские вагоны. «CNN» ожидали их прибытия на станции Юнион. Все декорации готовы для начала первоклассной премьеры.

Гоин заметил, как внимание аудитории сместилось. Увидев несколько затылков, он понял, что теряет слушателей. На какое-то мгновение он напрягся при мысли о том, что его речь подготовлена плохо, но, повернувшись в ту же сторону, что и остальные, и отыскав глазами предмет всеобщего внимания, он в который раз почувствовал прилив отцовской гордости, смешанной с отцовским же раздражением. На Гретхен было черное кашемировое пальто — никаких сомнительных мехов, вызывающих ярое возмущение у защитников животных, — черные туфли от Феррагамо и черное вечернее платье, облегающее тело, словно тонкий чулок, под распахнутыми полами пальто. Жемчужное ожерелье. Пара бриллиантовых серег от Тиффани, достойных принцессы, по два карата каждый камень — он отлично помнил эти серьги, за которые выложил двадцать две тысячи долларов в ее двадцать первый день рождения. Высоко уложенные волосы и только легкий намек на тени, карандаш для глаз и помаду — она выглядела и держалась как особа королевских кровей.

Всего несколько дней назад она бросила ему в лицо кучу обвинений, которые он отверг все до единого. Впервые за много лет они серьезно поссорились, полностью потеряв контроль над собой. Все закончилось тем, что Гоин категорически запретил дочери появляться на вокзале Пенн. И вот она здесь — полнейшее неповиновение! Противореча самому себе, он приветствовал дочь легким движением. Что бы ни случилось дальше, он не позволит ей участвовать в этом пробеге! Гоин только слегка запнулся, увидев, что дочь сопровождает высокая длинноногая женщина из его службы безопасности, Нелл Прист, одетая в черный шерстяной брючный костюм в японском стиле с широким поясом и глубоким вырезом со строгими отворотами. На ней было серое пальто с эполетами, тесьма развивалась на ходу, облегая бедра. Черные туфли со шнуровкой несколько противоречили остальному наряду, но не слишком портили картину. Ее одежда, и особенно эти туфли, дали понять Гоину, что она на работе: готова отреагировать на любое подозрительное движение с быстротой развернувшейся пружины. Он заставил себя вернуться к своей речи, невольно подумав о связи этой женщины с проходимцем по имени Питер Тайлер, который, по словам Кита, был человеком, способным вставить им палки в колеса. Как все чертовски сложно. Он прогнал эти мысли и продолжил свою речь, подходя к ее триумфальному завершению.

Несмотря ни на какие сложности, этот день будет вписан золотыми буквами в историю его жизни.

Из своего укрытия под днищем вагона-ресторана Альварес мог слышать обрывки речи Гоина, доносящиеся с платформы, в то время как мысли его были заняты предстоящим пятиминутным пробегом в полной темноте тоннеля, пока «F-A-S-Т Трэк» будет пересекать реку Гудзон и заодно границу Нью-Джерси. В течение этих пяти минут, всего в нескольких футах над насыпью из битого щебня, который, упади Альварес, превратит его в груду перемолотого мяса, ему придется выкарабкаться из своего гнезда и пробраться в один из четырех задних пассажирских вагонов, заполненных манекенами. Он должен закончить это отчаянное предприятие до того, как поезд выйдет из тоннеля, чтобы воспользоваться преимуществом, которое предоставляла темнота. Между станцией и тоннелем ему предстоит проползти через весь вагон под поездом — и все из-за того, что, согласно правилам, прямо за вторым вагоном-рестораном, под которым он прятался, должны находиться два техника.