Сергей Белошников - Ужас приходит в полнолуние

— За мной, — приказал я и понесся по улице.

Я слышал, как Стася бежит следом. Легко бежит, не отстает. Мы миновали один поворот, второй, промчались мимо молчаливых, темных домов, прячущихся за палисадниками. Улица заканчивалась. Я остановился, и Стася остановилась рядом. Вдруг она вскрикнула, показывая рукой вперед. Там промелькнула гигантская лохматая фигура: она пересекла слабо освещенную фонарями улицу слева направо, неуклюже перепрыгнула через канаву и скрылась в темноте, уходя в сторону кладбища.

Выстрелить я не успел.

И мы рванули дальше — тоже перепрыгнули через канаву, наполненную бурлящей грязной водой и, не медля, вскарабкались по глинистому склону. В первую секунду мне показалось, что мы его упустили. Но только показалось: перед нами лежал большой некошеный луг, освещаемый частыми вспышками молний, и по нему убегала в сторону невысокого холма, поросшего деревьями, прихрамывающая горбатая фигура.

— Вот он, гад! — заорала Стася, и в ее голосе я услышал и азарт, и ненависть, и страх.

Я навскидку выстрелил подряд два раза — и, конечно, опять в него не попал. «Моссберг» не предназначен для прицельной стрельбы на дальние расстояния. А до мерзкой твари было не менее двухсот метров. Не разбирая дороги, мы побежали за ним, путаясь в высокой мокрой траве. Расстояние между нами и чудовищем медленно, но верно сокращалось.

Но все же он первым успел подняться на кладбищенский холм и достичь первых могил. Еще минута — и он скроется за деревьями. Я остановился, поймал на мушку широкоплечую мохнатую фигуру, смутно видневшуюся в полумраке — до нее было не более пятидесяти метров, — и, задержав дыхание, плавно нажал на спусковой крючок. Грохнул выстрел, из ствола «моссберга» полыхнул сноп пламени, и я увидел, как тварь дернулась, словно от укуса. Я попал в нее! И тут же я выстрелил снова. Не знаю, влепил ли я в него вторую пулю, потому что в этот момент чудовище, рванувшись вперед, исчезло — как сквозь землю провалилось.

Вот сволочь — он понял, что дважды раненному ему от меня не уйти, и решил сыграть в прятки в привычной обстановке, в ночи среди деревьев. Но это еще бабушка надвое сказала, для кого она попривычней — для него или для меня. Хотя, конечно, хорошая лайка мне бы сейчас не помешала. Или прибор ночного видения. Ну да ладно, и без этого справимся.

Я перезарядил ружье.

Так. В нем оставалось всего три патрона, считая и тот, что уже сидит в стволе. Маловато. Я сунул руку во внутренний карман, нащупал нагревшиеся в тепле патроны и принялся дозаряжать «моссберг». Левым плечом я чувствовал Стасю, прижавшуюся ко мне.

— Что же мы будем теперь делать? — шепотом спросила она.

— Что? Найдем его и прикончим к чертовой матери, — нарочито бодро сказал я, поворачиваясь к ней. Она была перепугана, промокла до нитки, но держалась ничего, достойно. — Ты что, забыла? Я же егерь. Это моя профессия — таких, как он, зверюг отстреливать. Пошли.

И мы побежали к холму. Поднялись на него и остановились возле первых могил. Среди деревьев поблескивали металлические кресты и бетонные обелиски, на которых висели старые, пожухлые венки с искусственными цветами.

Я наклонился к Стасе.

— Держи, — тихо, одними губами сказал я и сунул ей в руки фонарик. — Свети прямо передо мной, на землю. Только постарайся не путаться под ногами.

— Хорошо, — так же тихо ответила она, включая фонарик.

Мы осторожно двинулись вперед, обходя ограды, могилы и покосившиеся деревянные кресты. Стася освещала мокрую землю, а я вглядывался в нее, ища следы, или хотя бы намек на них. Теперь я не спешил: я чувствовал, я знал, что тот, кто мне нужен, притаился где-то рядом.

Притаился и ждет удобного момента. Чтобы напасть уже наверняка — потому что второго шанса я ему не дам.

Издалека, со стороны поселка, сквозь шум дождя донесся короткий вой милицейской сирены. Стих. И снова — только шелест дождя да прерывистое дыхание Стаси у меня над ухом. Гроза уходила, но дождь не унимался. Только иногда еще раздавались глухие, уже далекие раскаты грома. Я переступил через старую поваленную ограду и прикоснулся к Стасиной руке: луч фонарика беспомощно заметался по кругу, натыкаясь на могилы и надгробия.

— Посвети-ка сюда, — попросил я Стасю, показывая рукой на надколотую мраморную плиту, чуть под углом лежащую на старой могиле. Она повела лучом.

— Вот, смотри, — указал я на плиту.

В свете фонарика на ней сверкнула алым цветом россыпь овальных бусинок — крупных и не очень. Я присел перед плитой на корточки, потрогал одну бусинку, поднес палец к глазам. Да, это была кровь. Свежая кровь. Овальные капли — значит, кровь капала, когда он шел. А пошел он во-о-он туда. Направо, к реке. Это было ясно как дважды два четыре. Хорошая идея — переплыть реку и скрыться в лесу охотхозяйства. Хрен там его найдешь ночью, без собак. Только я не позволю ему уйти за реку, суке.

Стася присела напротив меня, не сводя луча фонарика с плиты. Она завороженно смотрела на капли крови.

— Может, он побежал вниз, к реке? — тихо спросила Стася, поднимая голову, и тут же дико, пронзительно завизжала.

Я успел выпрямиться и повернуться: из-за осыпавшейся могилы с восьмиконечным старообрядческим крестом выросла освещенная светом фонарика мокрая лохматая громадина с растопыренными лапами и разинутой пастью, в которой блеснули длинные острые клыки. Тварь появилась прямо передо мной внезапно, с ревом, мигом заглушившим Стасин визг. Выстрелить я уже не мог и единственное, что успел сделать, когда гадина навалилась на меня, так это сунуть приклад «моссберга» в пасть чудовища. Крепкое выдержанное дерево хрустнуло под клыками, сомкнувшимися на нем, а я перехватил лапы твари и вцепился в запястья, еле-еле удерживая когти-бритвы в полуметре от лица — это нечеловеческое существо и силой обладало нечеловеческой.

Стася отчаянно, на одной высокой ноте визжала. Глаза твари пылали алым огнем, она хрипло, утробно рычала, вцепившись клыками в приклад. Пока меня спасало лишь то, что правое плечо гадины было окровавлено и разворочено моим выстрелом — только пули «бреннеке» 12-го калибра оставляют такие жуткие раны. Но это почти не меняло дела, потому что когти левой лапы еле заметно, но неумолимо приближались к моему горлу.

Ближе. Еще ближе.

Я уступал и уже ничего не мог поделать — это был конец. И тут краем глаза я увидел, как Стася подхватила с земли здоровенную доску — кусок поломанного креста — размахнулась и, сделав шаг вперед, из всей силы врезала твари сбоку по башке, прямо по остроконечному уху. Чудовище взвыло от боли, и «моссберг» наконец вывалился из его пасти. А оно рывком высвободило из моих крепко сжатых у него на запястье пальцев левую, здоровую лапу, взмахнуло ею — и тут же разломанная доска полетела в одну сторону, а Стася — в другую. Освободившейся правой рукой я ударил чудовище в брюхо, метясь в то место, где у него должно было быть солнечное сплетение. У меня возникло ощущение, что мой кулак врезался в каменную стену — такой крепости были у него мышцы живота. Тем не менее от удара оно дернулось, отшатнулось, а я разжал пальцы левой руки и отскочил назад.