Артём Патрикеев - Изменить этот мир

– Это типа ты намекаешь, что я ничего не понимаю в Диккенсе?

– Я ни на что не намекаю, а озвучиваю свою точку зрения, вот и все. – Ссориться ни с кем не хотелось, и тут вовремя вмешалась Настя, ставя на стол блюдца с мороженым.

– Налетайте, разбирайте, пока все не растаяло, – весело сказала она и первой взяла себе блюдце.

Мы дружно ухватились за свои порции и почти целую минуту ели молча. Потом все же Таня не выдержала:

– Не понимаю, и что люди находят в книгах? Сейчас есть кино, чего себя мучить?..

Если бы я стал отвечать, то это наверняка было бы грубо, поэтому я сдержался и заел вылезающие слова большим куском мороженого, который чуть не застрял в моем горле.

Через некоторое время подруги стали вяло собираться с фразами: «Кажется, нам пора, да и засиделись мы у вас», и все в том же духе. На прощание, так сказать, Света протянула мне руку (честно говоря, терпеть не могу, когда женщина протягивает мне руку для пожатия).

– Вам будет приятно, если я пожму Вам руку? – немного невнятно спросил я.

– А тебе, видимо, нет, – то ли спросила, то ли констатировала она в ответ.

– Да я не об этом. Просто этот жест входит в столкновение с моим восприятием.

– Это каким же?

– Ну… Что такое рукопожатие? – немного замявшись, спросил я.

– Обмен приветствиями – ответила Света.

– Рукопожатие в дни своего изобретения означало то, что в руках у тебя нет оружия, вот и все. А какое главное оружие у девушки или женщины? – Все промолчали. – Это красота! Так значит, если вы протягиваете мне руку для рукопожатия, то вы этим показываете, что у вас нет оружия – а значит, нет красоты. Чего мне признавать не хотелось бы. Вот и все.

– Так ты считаешь меня красивой, поэтому не пожимаешь, – довольно быстро нашлась Света.

– В какой-то степени, – я уже и не знал, что ответить.

– А поконкретней? – настаивала Света.

Меня спасла Настя.

– Ты что, уже отбиваешь его у меня? – почти с вызовом спросила она.

– Нет, что ты. Просто он очень хорошо умеет играть со словами – хотелось посмотреть, как в этой ситуации он будет выкручиваться, – пошла на попятный Света, и мы наконец-то распрощались.

– Как же я устаю от твоих подруг, – пробормотал я, когда за ними закрылись двери лифта.

– Ты просто не умеешь с ними общаться, – нисколько не смутившись, сказала Настя.

– Думаю, ты права. Как говорится, я «просто не умею их готовить».

Настя недоумевающе посмотрела на меня.

– К чему готовить? Уж не к постели ли?

– «…Ли ли»? – передразнивая, переспросил я, но остальные слова потонули в страстном поцелуе, которым меня наградила, а может, пожурила Настя.

– А насчет рукопожатий – ты правда так считаешь? – позднее спросила она меня, когда мы доедали мороженое на кухне.

– Абсолютно да, – категорически подтвердил я свою позицию.

– Оригинально, ничего не скажешь, – она задумчиво уставилась в окно.

– Надеюсь, я никого не обидел? – попытался я сгладить ситуацию.

– Я тоже… – не выходя из задумчивого состояния, ответила Настя.

Свершилось, наконец-то! Я нашел его – я нашел то, что искал! Мой дорогой, мой любимый нож! Конечно, это был не тот же самый нож, но походили они друг на друга, как близнецы, если не врала моя память.

Теперь я тренировался каждый день, периодически меняя топор и нож. Руки я укрепил очень даже прилично. Скорее всего, если бы попытался, то сумел бы разогнуть подкову, просто под рукой ее не было. Драться двумя руками я попробовал, но понял, что это не мое. Тактика была разработана так: нож подвешивается на поясе или на ноге под штаниной у ботинка, а начало действия – за топором. Нож шел запасным игроком, мало ли что с топором случится.

Когда снег почти полностью сошел, и вокруг наметилась приличная слякоть, я подготовил смену одежды. Теперь я всегда, когда шел прогуляться, одевал «рабочую форму», чтобы не упустить неожиданно подвернувшийся случай. Ножик теперь тоже занял свое место, не очень привычное, но зато всегда рядом – на правой ноге в специальных ножнах над ботинком. Честно говоря, я бы предпочел держать его на поясе, но тогда он становился более заметным. Наверняка кто-нибудь мог обратить на него внимание, а мне это было совсем даже не нужно.

Передо мной встала другая проблема: где убивать? В Кусковский парк я больше ни ногой, у Ботанического сада тоже появляться не хотелось. Решение могло быть только одно – искать еще один парк или лесную зону, желательно рядом с водоемом. Относительно недалеко находился Кузьминский лесопарк, но, прогулявшись там разок, я решил, что этот парк не годится – резиденция Деда Мороза, много народу. А главное, в этом парке всегда полно детей. В более позднее время, конечно, становилось поспокойнее, но, в общем, было сомнительно. Битцевский лесопарк мог бы подойти, если бы на днях там уже кого-то не убили. Возможно, я опоздал – может, и спас бы несчастного.

Придется надеяться на судьбу, она направит меня в нужный момент. Так я рассуждал, еще не зная, насколько близка эта мысль к истине.

Больше месяца я бродил по всяким заброшенным местам, гулял по разным паркам, лесопаркам, но все без толку. Я уже начал унывать. Но судьба обо мне не забывала все это время, готовя подходящий случай.

Заметно подустав от всякого бродяжничества и выискивания, я решил пойти в самое хорошее и спокойное место на земле – на кладбище. Выбирать мне было без надобности, потому что самым родным и близким (в духовном плане) для меня было Востряковское кладбище, там была похоронена моя сестра. Это была печальная история.

Она всю жизнь была старше меня, лет на 5-10, точно не скажу, это не имеет определяющего значения. В детстве мы, конечно, как все нормальные братья и сестры, ссорились и даже дрались, но время шло, мы становились старше. Постепенно мы друг к другу привыкли (лет через пятнадцать после моего рождения), и склоки прекратились. В скором времени она вышла замуж и поселилась отдельно. Это и было ее ошибкой. Вся сила воли, которая могла перейти ей по наследству, похоже, досталась мне. Жаль, что я не мог с ней поделиться.

Муж от нее ушел, а ей досталась квартира и свобода, которой она тут же воспользовалась, но не во благо себе. Из всего разнообразия радостей жизни она выбрала не самые лучшие…

Вскоре я перестал с ней встречаться, потому что понял: помогать уже поздно. Пару лет приема наркотиков – и конец. Такой вот содержательной была ее жизнь. Когда она умерла, мне не было жаль ее. Мне было жаль того человека, который ушел тогда замуж и не вернулся. Потери на поле жизни неизбежны, но жаль, когда уходят родные люди. Я надеялся, что где-то там, в послесмертии, она проживет другую, более правильную и полезную жизнь. Мысленно я часто просил Бога, судьбу, высшие силы помочь ей, исправить ее и дать понимание – понимание смысла и интереса к жизни. Хотя насколько интересна жизнь Там – я, к сожалению, знать не мог.