Харлан Кобен - Ловушка

Уэнди подумала, как ответить, не обидев покровительственным тоном, но фразы «Конечно, это не так» и «Мне очень жаль» не годились, и она снова решила обождать.

— Хотите выпить? — спросил Фил.

— Да.

— Я тут налегаю на «Бад лайтс».

— Тогда и я возьму, но обычный.

— Начос?

— Сами уже ели?

— Нет.

Тогда она кивнула — закуска ему не помешала бы.

— Начос — это хорошо.

Фил подозвал официантку в судейской рубашке (так здесь подчеркивали название бара — «Любите зебр») с глубоким вырезом. На бейджике значилось «Ариэль», на шее висел свисток, глаза для полноты образа были подведены черным. Уэнди, правда, никогда не видела подобной раскраски у арбитров — только у игроков, но эта мешанина не могла служить поводом для серьезных придирок.

Заказали.

— А знаете… — начал Фил, глядя вслед официантке.

Уэнди опять не стала торопить.

— Я ведь работал в таком заведении. Ну, не точно в таком — в сетевом, там бар по центру. Видели, наверное, внутри все в зеленых тонах, и стены украшены в духе беззаботных времен.

Она кивнула: видела.

— Там я, когда стоял за стойкой, и встретил Шерри. Бойкая; такие тут же представляются и спрашивают: «Не хотите ли начать вот с этой закуски?» — компании вечно что-то продвигают.

— Разве вы не из богатой семьи?

Фил чуть усмехнулся и запрокинул уже пустую бутылку, извлекая последние капли. «Сейчас еще по дну похлопает», — подумала Уэнди.

— Видимо, родители считали, что мы должны работать. А где вы сегодня были?

— У ребенка в школе.

— Зачем?

— Подготовка к выпускному.

— В колледж уже приняли?

— Да.

— В какой?

Уэнди заерзала.

— Фил, для чего вы меня вызвали?

— Неудобный вопрос? Извините.

— Просто предлагаю перейти к делу — поздно уже.

— Извините, ударился в размышления. Смотрю на нынешних детей — им продают ту же идиотскую мечту, что и нам: учитесь прилежно, получайте хорошие оценки, готовьтесь к выпускным экзаменам, занимайтесь спортом (в колледже это любят), обязательно посещайте внеклассные занятия. Делайте все, лишь бы попасть в самый престижный университет из возможных. Будто первые семнадцать лет жизни — подготовка к приему в «Лигу плюща».

Верно. Уэнди и сама это знала. Для любого жителя пригорода последние школьные годы — сплошной караван писем из колледжей. Одни с отказом, другие с согласием.

— Вот мои бывшие соседи, — продолжал Фил. Его язык стал заплетаться еще сильнее. — Принстон. Элита. Кельвин — черный. Дэн — сирота. Стив — нищий. Фарли — один из восьмерых детей (большая семья, католики, синие воротнички). Всем нам удалось поступить. И все мы не были ни спокойными, ни счастливыми. Самый счастливый, кого я знал в школе, пошел в ближайший к дому университет, бросил на втором курсе и до сих пор работает в баре. Из моих знакомых это самый довольный жизнью сукин сын.

Фигуристая официанточка принесла пиво.

— Начос — через пару минут.

— Конечно, дорогая. — Фил улыбнулся — улыбнулся мило, и пару лет назад ему бы ответили тем же. Увы, не теперь. Он задержал взгляд на девушке чуть дольше положенного («Не заметила», — подумала Уэнди), а когда та ушла, поднял бутылку. Чокнулись.

«Хватит прелюдий».

— «Лицо со шрамом» вам о чем-нибудь говорит?

Фил постарался никак себя не выдать. Стал тянуть время: нахмурил лоб и даже спросил:

— Чего?

— Лицо со шрамом.

— И?

— Говорит это вам о чем-нибудь?

— Ни о чем.

— Врете.

— Лицо со шрамом? — Фил задумчиво сморщил нос. — Кино вроде? С Аль Пачино, да? — Он изобразил жуткий акцент и, пробуя отшутиться, не менее скверно спародировал: — «Скажи „привет“ моему маленькому другу».

— А что такое охота?

— Откуда это все?

— От Кельвина.

Молчание.

— Я видела его сегодня.

Тут удивил уже Фил:

— Да, я в курсе.

— В курсе?

Он подался вперед. Позади радостно завопили:

— Давай! Давай!

Двое раннеров «Янки» кинулись к базам. Первый добежал легко, а второго у «дома» едва не коснулся соперник, но он успел проскочить, вызвав еще один вопль болельщиков.

— Не понимаю, — сказал Фил. — Чего вы хотите?

— В каком смысле?

— Та бедная девочка умерла, Дэн тоже.

— И?..

— И все. Все кончено, разве нет?

Уэнди промолчала.

— Теперь-то что выяснять?

— Вы действительно растратили деньги?

— Да какая разница?

— Так растратили или нет?

— Неужели хотите доказать мою невиновность?

— И это тоже.

— Не надо мне помогать, ладно? Ради меня же. Ради себя. Ради всех. Забудьте.

Он отвел глаза в сторону, нащупал бутылку, торопливо приложил к губам и сделал большой жадный глоток. Уэнди на миг разглядела то, что, наверное, видела Шерри: раковину, внутри которой погас свет, потухла искра — как ни назови. Она припомнила слова Попса о мужчинах, потерявших работу. На память пришла одна пьеса и фраза о человеке, который не мог держать голову гордо и смотреть в глаза своим детям.

— Оставьте, забудьте, прошу вас, — настойчиво шептал Фил.

— Не хотите знать правду?

Он машинально начал отскребать наклейку с бутылки, следя за своими пальцами, будто скульптор мраморщик.

— Думаете, нам навредили? — продолжил Фил еще тише. — Нет. Пока это так — легкая пощечина. Забудем — все прекратится. Станем давить — точнее, если вы станете давить, — будет гораздо, гораздо хуже.

— Совсем не понимаю, о чем вы говорите, — сказала Уэнди.

— Слушайте меня, слушайте внимательно: нам сделают хуже.

— Кто?

— Не важно.

— Еще как важно.

Официанточка принесла начос — гору размером с ребенка, — шумно поставила тарелку, спросила:

— Еще чего-нибудь? — получила отрицательный ответ и ушла.

Теперь на стол навалилась Уэнди.

— Кто за всем стоит?

— Не в том дело кто.

— Не в том? А вдруг именно они убили девочку?

Фил помотал головой:

— Это был Дэн.

— Точно?

— Абсолютно. — Он посмотрел Уэнди в глаза. — Можете мне поверить. Не трогайте — и все кончено.

Ответа не последовало.

— Уэнди?..

— Объясните, что происходит. Я никому не скажу. Ни единой душе.

— Забудьте.

— Хотя бы, кто за этим стоит.

— Не знаю.

Она выпрямилась.

— То есть как?

Фил бросил на стол две двадцатки и начал вставать.

— Вы куда?

— Домой.

— Вам нельзя за руль.

— Я в порядке.

— Нет, не в порядке.

— Да?! Теперь вдруг забеспокоились, все ли со мной хорошо?! — Фил напугал ее криком — и внезапно заплакал. В обычном баре на него бросили бы пару удивленных взглядов, но тут ревели телевизоры, люди смотрели игру, и никто ничего не заметил.

— Какого черта вообще происходит? — спросила Уэнди.

— Бросьте. Слышите меня? Бросьте. И ради нас, и ради себя.

— Меня?

— Вы и себя подставляете под удар, и своего сына.