Себастьян Фитцек - Дьявольская рулетка

Ира бессильно покачала головой.

— Мы оба знаем, что ты этого не допустишь, Гетц. Ты ведь не хочешь меня убивать.

— Я застрелил сегодня курьера UPS и своего коллегу. Ты в самом деле думаешь, что я выполнил свою норму на среду?

— Да, если речь идет обо мне. Я твое слабое место, Гетц. Я твоя уязвимая точка.

Ира чувствовала себя обессилевшей. Ее босые ноги уже стояли в маленькой лужице, которая постепенно растекалась по направлению к носилкам Леони.

Ей надо было сесть, если она не хотела вскоре потерять сознание.

— Ты же не можешь вынести этого, если я у тебя на глазах истеку кровью.

— Ерунда, ты во мне ошибаешься.

— Но не в этом. Так что послушай-ка меня. Нам обоим скоро конец. Мы не можем больше терять время. Поэтому давай заключим сделку: я отдаю тебе Леони, если…

— Леони уже у меня, — в ярости прервал он ее. — Мне осталось только доставить ее к Шувалову.

— Нет. — Ира откинула голову назад и закрыла глаза. Она вытеснила мысли о том, что сейчас происходит в ее теле. О медленной, мучительной смерти. — Ты меня совсем не слушаешь. Я отдаю тебе Леони в обмен на свою дочь!

Гетц выглядел по-настоящему шокированным. Он, казалось, не понимал ни слова.

— Позаботься о том, чтобы с Китти ничего не случилось, и я немедленно выйду и дам тебе улететь вместе с Леони.

— Ты совершенно чокнутая. Я сейчас улетаю.

— Нет!

— Да. — Он переключил два небольших рычага у себя над головой. — Я не могу тебе помочь, Ира. Даже если бы и хотел. Когда я доставлю Леони, Шувалов вычеркнет мое имя из своего черного списка. Я всего лишь одно звено в этой цепочке. У меня нет власти отозвать какого-то киллера, который сейчас находится с твоей дочерью.

Вертолет затрясся, как сломанная стиральная машина.

— Тогда твоим последним воспоминанием обо мне будет то, как ты безуспешно пытаешься остановить фонтаны крови, — выложила Ира свой последний козырь.

Гетц снова смотрел на нее.

— Какие фонтаны?

Она встала, чтобы он мог лучше видеть ее, и подняла мятую майку над своими бедрами. С ее лица сошли все краски.

— С артериями это длится слишком долго. Ты мог бы перевязать мне руку, когда я потеряю сознание. — Она снова поймала его взгляд. Но один маленький надрез в этом месте — и без профессиональной перевязки спасти меня будет уже нельзя. — Она приставила осколок к своей бедренной артерии. — Спаси мою дочь или я умру у тебя на глазах!

Щебет птиц на ночном столике становился громче с каждой секундой. Он начался сразу после того, как последняя капля из одноразового шприца попала в вену Китти. Теперь звенящий звук приобрел неприятную пронзительную громкость. Лжеврач вынул иголку шприца из руки Китти, взял свой мобильник и хотел уже его отключить, как узнал назойливо звонящего по его номеру.

— Что? — спросил он кратко. Потом молча выслушал речь на другом конце провода. — И это действительно распоряжение Шувалова? — Он положил в карман халата использованный шприц. Телесного цвета перчатки, в которых он до сих пор касался всего в комнате, пока оставил. — Нет, — после короткой паузы ответил он. Потом повторил, теперь уже более настойчиво: — Не получится. Слишком поздно. Я уже сделал ей инъекцию.

Он тщательно огляделся, не забыл ли чего-нибудь. Но все было в порядке: ни вещей, ни доказательств. Прощальное письмо лежало, сложенное пополам, на одеяле, до половины прикрывавшем безжизненное тело Китти.

— Но это больше не имеет смысла, — возразил он. — Ну хорошо, — согласился он наконец, после того как поток слов звонившего снова прекратился. — Если уж Мариус так хочет.

Киллер приблизился к кровати и открыл левый глаз Китти. Он сделал то, что ему было приказано. Ему было все равно. Свои деньги он получал в любом случае. А это были большие деньги. Такие большие, что за них можно было с удовольствием сделать и что-нибудь бесполезное.

Произведя нужные действия, он вынул из своего мобильника аккумулятор и сунул обе его части в карманы брюк. Не оборачиваясь, легкими шагами покинул палату. Его работа на сегодня была закончена.

Можно ли доверять человеку, собирающемуся выдать кого-то на смерть?

Ира смотрела вслед вертолету, который все быстрее удалялся от нее со своей неподвижной ношей, и пыталась убедить себя, что у нее не было другого выбора.

— Она не может говорить с тобой, — объяснил ей Гетц. — Но твоя дочь еще жива.

В доказательство он вложил мобильник в ее сведенные судорогой руки. Клавиатура была уже заляпана кровью, как и лоскуты майки, которыми она кое-как перевязала запястья.

«Сказал ли он правду?» — спросила себя Ира. Очень возможно, что нет. Все кончено. Только теперь, когда все потеряно, к сожалению, покорное безразличие не хотело завладеть ею. Не так, как сегодня утром. Но и это уже было неважно. Так или иначе, она больше не увидит Китти. По крайней мере она хотя бы видела ее последнее фото, пусть даже оно и было снято ее убийцей. Ира вытерла каплю дождя со светящегося зеленоватого экрана и посмотрела в глаза дочери на цифровом фото. Упала еще одна капля, потом следующая. Прекрасная погода ужасного дня закончилась. Как и она. Здесь, на земле. Как и Китти. Ведь эта фотография совсем ничего не доказывала.

— Видишь, как ее зрачки реагируют на вспышку? — нетерпеливо указывал Гетц, желая побыстрее выпроводить ее из вертолета. Киллер сделал две фотографии и одну за другой отправил их на мобильник Гетца. — Два снимка, размеры зрачков на обоих совершенно разные, видишь?

Смешно. В это мгновение она истекала кровью и не могла больше ничего сознавать.

Но по крайней мере в одном она была уверена, прежде чем покинет этот мир: Гетц не хотел ее убивать. Не мог ее убить. Она была его ахиллесовой пятой. Жаль, что не стала его злым гением. В конце концов Гетц удивился так же, как и она сама, когда она наконец все же покинула вертолет. Но это последнее решение в своей жалкой жизни она приняла сама. Ни Гетц, ни Шувалов не имели права устанавливать время ее смерти. Для этого она должна была быть одна, так, как и планировалось сегодня утром.

Моросящий дождь усилился, и вертолет на потемневшем небе уменьшился до размеров теннисного мячика. Ира смотрела вслед ему и спрашивала себя, сколько еще времени пройдет, прежде чем Гетц доставит безжизненное тело отцу Леони. Когда до этого она увидела лицо Леони в вертолете, ее почти парализовал шок осознания. Сначала она хотела поделиться этим с Гетцем. Потом события развернулись так, что теперь ее последней радостью оставалось то, что в конце игры она скрыла от Гетца простую правду.

Она глубоко вдохнула запах мокрой травы, смешанный с пыльным воздухом большого города.

«Я буду тосковать по этому, — подумала Ира. — Само по себе это немного, но запахов мне будет не хватать».