Урс Маннхарт - Рысь

Рустерхольц опустил антенну. Не выключая динамика, он предался горькому отчаянию. Без сигнала ему здесь делать нечего, без сигнала — конец. Вчера магнитола так великолепно работала, он так гордился, в том числе и дружбой с Рихнером, который помог ему, сделавшим большую часть работы, так что Рустерхольцу не терпелось обрадовать его вестью об удачной охоте. Они бы стали первейшими друзьями, Рихнер наверняка смонтировал бы ему радиоустановку, чтобы они могли переговариваться по вечерам. Или приехал бы к нему в Лауэнен и помог отремонтировать дом, заговорить с Дельфинчиком, научил бы его флиртовать с женщинами. Может, это было бы и нетрудно, потому что женщины наверняка стали бы интересоваться, как он подкрался к рыси, как прицелился и так далее, и ему было бы что порассказать, много чего интересного.

Все эти мысли, все эти надежды, которые прежде таились в его подсознании, наконец прорвались наружу. И разбились о действительность. Рустерхольц даже не пытался посмотреть, не отсоединился ли какой-нибудь контакт на магнитоле. Если сигнал не поступает, значит, его вообще нет. Значит, ошейник сорван, а рысь мертва.

Рустерхольц прислонился к скале. Не знал, стоит ли ему вообще возвращаться на Хундсрюгг — может, легче сесть в автобус Бюхи и навсегда уехать отсюда.

Тихо и безвольно сидел он над обрывом, потом взял в руки камень и стал царапать им скалу, слишком твердую для того, чтобы на ней оставались следы. Посмотрел на винтовку, антенну, магнитолу, обвел взглядом застывшую на солнце Лауэнентальскую долину.

Хотел запустить камень по высокой дуге, но вместо этого еле слышно бросил его под ноги. Закинул винтовку за спину, взял антенну и магнитолу под мышку и понуро двинулся обратно на Хундсрюгг.

В двухстах метрах под ним Альфред Хуггенбергер выходил из-за последних елей, обрамлявших перерезанную корнями лесную дорожку, упиравшуюся в обломки горных пород. Тяжело дыша, с каплями пота на густых бровях, рюкзаком и охотничьим ружьем за плечами.

На парковке у Лауэненского озера Хуггенбергер не увидел ни одной машины — даже раздолбанного синего «опеля» молодого Феннлера.

Одолев осыпь, Хуггенбергер начал карабкаться вверх по скалам. Его широкая спина смотрелась бы лучше на состязании борцов, чем здесь, среди отвесных, поросших диким кустарником и низкорослым ельником скал. До того места, которое он приметил в бинокль, Хуггенбергер решил добираться обходным путем. Стрелять снизу вверх не всегда удобно.

Внезапно Хуггенбергер узнал то место, где вчера вечером стоял Рустерхольц. Небольшая площадка у подножия двух мощных скал, слева от которой стояла жиденькая, низенькая елочка. Хуггенбергер послал треклятого Рустерхольца куда подальше. Пусть не попадается на глаза, прежде чем Хуггенбергер добьется своего.

Достигнув намеченной скалы, Хуггенбергер спрятался за небольшой елкой и в бинокль обшарил взглядом все окрестности, однако не нашел ничего, что напоминало бы рысь.

Он устроился на скальном выступе в кружевной тени елочки и свесил ноги на солнце. Смахнув пот с бровей тыльной стороной ладони, он приготовил ружье и вперил прищуренный взгляд в ослепительно сверкающие на солнце скалы. Было часов десять.

В Лауэнене начался обычный летний день. Фермеры занимались скотиной и работали в поле, закатывая с помощью современной техники сено в большие рулоны, обволакиваемые матово-зеленой или белой вакуумной упаковкой. Большинство таких рулонов оставалось на полях. Секретарь Таннер подвел первый баланс по платежам за парковку и был вполне доволен достигнутым результатом. Он ждал приближения вечера, который намеревался провести в «Тунгельхорне». Непреклонный Беат Бюхи возил в своем автобусе по нескольку пассажиров из Гштада на Лауэненское озеро и обратно. Макс Пульвер был занят всяческими мелочами в сельхозтовариществе и рассчитывал услышать хорошие новости от Хуггенбергера, который вероятно поделится с ним, если выиграет пари. Райнер Вакернагель добавлял последние штрихи к плану природного парка и изучал условия подачи заявок в кантональный фонд восстановления природы. Фриц Рустерхольц незаметно для Эрнста и Бервартов спустился в сырой подвал и разобрал недавно собранный штуцер для жижеразбрасывателя, чтобы потом снова собрать его. Альбрехт Феннлер перевозил с полей Нижнего Луимоса, где земля была тверже и выдерживала трактор, упакованное сено на свой двор, где минувшей ночью, приняв гордый вид, сфотографировал с вытянутой руки сам себя вместе с ружьем и убитой рысью, после чего аккуратно закатал труп в матово-зеленый рулон. На его взгляд, это был самый надежный метод избавиться от рыси, не оставляя следов и не опасаясь внезапного обыска. Благодаря герметичной полимерной упаковке труп пролежит в целости и сохранности не один год, так что потом можно будет привести друзьям неоспоримое доказательство.

Подождав некоторое время — кроме ездившего туда-сюда трактора и нескольких тянущихся по небу облаков ничего примечательного видно не было, — Хуггенбергер нахмурил лоб от необычных звуков, отдаленно напоминающих птичий гомон. Он не мог с уверенностью сказать, давно они раздаются или начались только сейчас. Звуки были странные. Как если бы кто-то выкручивал из доски большой ржавый болт. Хуггенбергер встал, вышел из тени, повернул голову и осмотрелся. Зрачки резко сузились от яркого солнца. Ничего необычного он не обнаружил. Взяв ружье, Хуггенбергер осторожно сделал несколько шагов на непонятный шум. Чуть позже он наткнулся на меховой комочек — мертвого зайца-беляка. Рядом с ним — сурок, тоже мертвый, частично съеденный. Хуггенбергер нагнулся и заглянул в небольшую трещину в скале у самых ног. Оттуда на него шипел и фыркал маленький зверек.

Скорее всего, рысенок. Хуггенбергер сильно удивился, увидев столь крохотное тельце. Ясно было, что он питается молоком и еще не умеет вгрызаться в мясо. Давить его ботинком Хуггенбергер не стал. Не хотел пачкать обувь. Приглядевшись получше, он увидел и второго рысенка. У того была открыта пасть. Хуггенбергер легонько пихнул его ружейным прикладом и выволок на свет. Из носа зверька выполз муравей.

Альфред Хуггенбергер распрямился и огляделся. Понял, что означают два оголодавших рысенка.

Он был вне себя от гнева на этого поганого зеландского дохляка Рустерхольца, который наверняка пристрелил рысь еще прошлой ночью, а теперь что-нибудь с нею выделывает, прежде чем заявить о своей победе. Предчувствуя неминуемый позор, Хуггенбергер начал спускаться вниз. Придя в Хаммершванд, он не стал отвечать на вопрос отца о том, где так долго пропадал, и в немом яростном исступлении с небывалой тщательностью принялся чистить свинарник.