Кристофер Эйтс - Черный мел

На следующий день они поехали в больницу на автобусе. Принесли Эмилии кассеты, книги и фото, снятые «Полароидом». Они сфотографировали всех ее знакомых из Питта. Однокурсники махали руками, посылали ей воздушные поцелуи и держали плакаты «Выздоравливай скорее».

— Извините, я не знаю почему, но она не хочет вас видеть. Она у меня упрямая, — сказал отец Эмилии.

Медсестра на посту шелестела бумагами, притворяясь, что не подслушивает.

— Мы поссорились, — сказал Джолион. — Она вам не рассказывала?

— Говорит, почти ничего не помнит.

— А врачи уверены, что у нее только сломана нога, и все? — спросила Дэ.

— Они так считают, — ответил отец Эмилии. — Ну и еще синяки, царапины и сотрясение мозга. Они собираются еще немного подержать ее здесь, сделать анализы и понаблюдать. Если все пойдет хорошо, ее через какое-то время выпишут, и она снова сможет учиться.

— Передайте ей, нам очень жаль, — попросил Чад. — Мы просим прощения за произошедшую ссору.

— Из-за чего бы вы ни поссорились, не волнуйтесь, она не злопамятная.

— И передайте, мы ее любим, — попросил Джек.

— Передам, — пообещал отец Эмилии, а потом вгляделся в Джека пристальнее. — Погоди-ка, это ты Джолион, ее приятель? Всякий раз, как она звонит домой, только о тебе и рассказывает…

— Нет. Джолион — это я, — сказал Джолион.

— А, ясно, — сказал отец Эмилии. — Что ж, рад с тобой познакомиться. Будем надеяться, в следующий раз увидимся при других обстоятельствах и выпьем пивка.

— С удовольствием, — сказал Джолион. — В следующий раз. Будем надеяться.

XLVIII(ii).Марк ждал Джолиона у его комнаты, сидел, прислонившись спиной к двери, и читал газету. Увидев Джолиона на лестнице, Марк сложил газету, сунул ее под мышку и встал на ноги.

Джолион демонстративно посмотрел на часы.

— Ты, наверное, все время не высыпаешься? — спросил он.

Марк пожал плечами.

— У меня в жизни появилась цель, — ответил он.

— Постоянно являться мне?

— Являться тебе? Вот еще! — фыркнул Марк. — Джолион, я не твой призрак. Я твое зеркало.

— Заходи, — пригласил Джолион, доставая ключ, — почему бы и не зайти?

Марк притворился испуганным:

— Чтобы ты покончил со мной вдали от посторонних глаз? Я слышал о происшествии с Эмилией. Джолион, все очень и очень скверно, и чем дальше, тем хуже. Должно быть, дело в твоем влиянии… Похоже, я легко отделался!

Джолион открыл дверь и вошел. Чтобы разуться, сел на кровать.

— Марк, почему ты снова разговариваешь со мной? Ты ведь обещал стать моим вечным спутником, моей молчаливой тенью.

— Раз уж ты спросил, отвечу. — Марк развел руками. — Я перехожу ко второму этапу. Постепенное нагнетание — вещь очень волнующая. Всего этапов запланировано семь. И я постоянно придумываю что-то новенькое. Знаешь, Джолион, после того как ты меня отделал, мой разум по-настоящему ожил. Наверное, надо тебя поблагодарить. Теперь я понимаю, почему ты так помешан на справедливости и равенстве. Сознание несправедливости — такой кайф! От него улетаешь лучше, чем от травки…

Джолион лег на кровать и закурил.

— Ну, спасибо за предупреждение… Ты настоящий джентльмен. А знаешь, скоро сюда придут остальные.

Марк посмотрел на кофейный столик, увидел колоды карт, кубики в стаканчике.

— Только не говори, что вы собираетесь продолжать Игру после того, как чуть не убили Эмилию. Да вы все больные на голову! Неужели для вас так важно выиграть?

— Марк, спасибо, что зашел. Кстати, в чем суть твоего второго этапа? В нудных нравоучениях?

Марк подошел к письменному столу, где Джолион оставил свои мнемоники, посмотрел на них внимательно, будто изучал их. Джолион ничего не видел, он лежал на спине и пускал дым в потолок.

— Ну, до скорого, Джо, — сказал Марк, вышел за дверь и что-то замурлыкал себе под нос.

XLIX.Дома первым делом я хочу прочесть стихотворение Дэ, посвященное мне. Но с кухонного стола на меня призывно смотрят три стакана для виски. Без них я не переживу очередную ночь, черные линии проведены очень высоко, как уровень воды во время каких-то легендарных наводнений.

Быстро разливаю виски. Если я потеряю доверие к распорядку, случится что-нибудь плохое. А потом я опускаюсь на кровать. Виски согревает меня изнутри, и я беру книгу Дэ. Открываю на последней странице и пролистываю назад. Вначале вижу пустые страницы. И вот оно — стихотворение под номером четыреста девяносто девять.

(i)

(ii)

(iii)

(iv)

(v)

(vi)

(vii)

(viii)

(ix)

Я читаю стихотворение Дэ и плачу. Я записываю ее стихи для вас и плачу. Я никогда не был ничьим спасителем, только сам искал спасителя… или спасительницу. И теперь мы с ней спасаем друг друга.

Любовь целебная спасла. Что это — поэтическое преувеличение, которое относится к любви между друзьями? Или, может, вам кажется, что… Неужели Дэ до сих пор влюблена в меня?

Я хочу прочесть все стихи, но у меня нет времени, и я торопливо листаю страницы назад. Несколько стихотворений мне особенно понравились, и отмечаю их закладками. Но я позволяю себе наслаждаться стихами всего полчаса. Мне еще о многом надо написать. О расставаниях, ссорах, постепенном нагнетании. И больше всего — о Джеке.

О Джеке и начале его конца.

L(i).Пока Эмилия лежала в больнице, они продолжали играть, как оркестр на тонущем «Титанике». В конце концов, они были англичанами — точнее, большинство из них. И Чад все чаще считал себя скорее англичанином, чем американцем. Ему казалось: настоящие англичане отличаются стоицизмом, решимостью и умом.