Сара Лотц - Три

— Так это Джесс или Полли? — спросила Мэрилин, ни к кому конкретно не обращаясь.

Я сразу понял, которая из девочек лежит перед нами.

— Это Джесс, — твердо сказал я.

— Как ты, блин… Я хотела сказать, как ты можешь быть в этом уверен? У нее ведь закрыто лицо, — промямлила Мэрилин.

Понимаете, все дело было в ее волосах. У Джесс на челке не хватало одной пряди волос. Как раз перед отъездом в отпуск Шелли поймала малышку на том, что та срезала ее, стараясь скопировать последнюю укороченную прическу в стиле Мисси Кей. Плюс к этому у Джесс над правой бровью был тоненький, едва заметный шрам, оставшийся после того, как она, когда только училась ходить, упала и ударилась о каминную доску.

Она выглядела такой крошечной, такой беззащитной. И прямо там я поклялся себе, что сделаю все, от меня зависящее, чтобы защитить ее.

Анджела Думизо, родом из Восточно-Капской провинции, в то время, когда упал самолет рейса 467 компании «Далу Эйр», жила в районе Каелитши с сестрой и двухлетней дочкой. В апреле 2012 года она согласилась поговорить со мной.

Я гладила в комнате, где мы стираем, когда впервые услышала об этом. Я очень торопилась и сосредоточенно работала, чтобы закончить в срок и успеть в четыре часа поймать такси, так что, можно сказать, я и так уже находилась в состоянии стресса: хозяин у меня очень привередливый и любит, чтобы все было тщательно выглажено после стирки, даже носки. Тут в кухню вбежала хозяйка, и по выражению ее лица я поняла, что у нас проблемы. Такое лицо у нее бывает обычно только тогда, когда ее кошки притаскивают с улицы какого-то грызуна и она хочет, чтобы я все это убрала.

— Анджела, — сказала она, — я только что по каналу «Кейп Ток» слышала, что в Каелитши что-то произошло. Ты ведь там живешь?

Я сказала, что да, там, и спросила, что это было, — я думала, что речь идет об еще одном пожаре среди наших лачуг или о беспорядках в связи с забастовкой. Она ответила, что, насколько поняла, там разбился самолет. Мы поспешили в гостиную и включили телевизор. Все это уже было в новостях, но сначала мне было трудно понять, что они показывают. На большинстве фрагментов съемки были видны только какие-то кричащие люди, бегущие из клубов густого черного дыма. Но когда я услышала комментарий, сердце у меня оборвалось. Репортер, молодая белая женщина с испуганными глазами, сказала, что при падении самолета была полностью разрушена церковь возле сектора пять.

Ясли моей дочки Сьюзен находились в церкви как раз в этом районе.

Конечно, первой моей мыслью было позвонить сестре Бузи, но у меня на счету не было денег. Хозяйка позволила мне позвонить со своего сотового, но ответа не было: автоответчик тут же переадресовывал вызов на голосовую почту. Мне стало плохо, закружилась голова. Бузи всегда отвечала. Всегда.

— Мадам, — сказала я, — я должна уйти. Мне нужно домой.

Я молилась, чтобы Бузи решила забрать Сьюзен из яслей пораньше. У Бузи сегодня был выходной на фабрике, и иногда она делала так, чтобы провести с малышкой вторую половину дня. Когда я в пять утра выходила из дому, чтобы ловить такси и ехать в северное предместье, Бузи еще крепко спала, а Сьюзен лежала рядом с ней. Я старалась сохранить в сознании именно эту картину: Бузи и Сьюзен вместе, и они в безопасности. На этом я тогда и сконцентрировалась. А молиться начала уже потом.

Мадам (настоящее ее имя — миссис Клара ван дер Спуй, но хозяин любит, чтобы я звала ее «мадам», — Бузи это просто бесило) сказала, что подвезет меня.

Собирая сумку, я слышала, как та препирается с хозяином по сотовому.

— Йоханнес не хочет, чтобы я везла тебя, — наконец сказала она. — Но он может катиться к черту. Я бы никогда не простила себе, если бы позволила тебе в такой ситуации ловить такси.

Она беспрерывно говорила всю дорогу, делая паузы только тогда, когда я подсказывала ей, куда ехать. От зашкаливавшего стресса я чувствовала себя разбитой и больной физически; я буквально ощущала, как пирог, который я ела на обед, превращается в моем желудке в камень. Когда мы выехали на шоссе, я увидела поднимавшиеся вдалеке клубы черного дыма. Через несколько километров я почувствовала его запах.

— Я уверена, что все будет хорошо, Анджела, — продолжала говорить мадам. — Каелитши ведь большой район, верно?

Она включила радио, в новостях передавали сообщение о том, что где-то в мире потерпел крушение еще один самолет.

— Проклятые террористы! — выругалась мадам.

По мере того как мы приближались к дорожной развязке на Баден-Пауэлл, поток движения становился все плотнее. Вокруг нас теснились непрерывно сигналящие такси, переполненные людьми с испуганными лицами, которые, как и я, стремились побыстрее попасть домой. Мимо с воем пронеслись несколько карет «скорой помощи» и пожарных машин. Мадам начала нервничать, она вышла из своей зоны комфорта слишком далеко. Полиция перегородила дорогу, чтобы попытаться ограничить доступ автомобилей в тот район, и я поняла, что придется присоединиться к толпе, чтобы пробираться к своему жилищу уже пешком.

— Поезжайте домой, мадам, — сказала я и заметила на ее лице большое облегчение.

Я не виню ее за это. Там был настоящий ад. В воздухе висело облако пепла, а от дыма уже начало резать глаза.

Я выскочила из машины и побежала к толпе, пытающейся прорваться через заграждения, установленные на дороге. Люди вокруг меня кричали, отчаянно вопили, и я присоединила свой голос к общему хору:

— Интомбиям! Там моя дочь!

Полицейским все равно пришлось пропустить нас, когда на полном ходу подкатила «скорая помощь» и они вынуждены были расступиться.

Я бежала. Никогда в жизни я так не бегала, но усталости не чувствовалось — вперед меня толкал страх. Из дыма выплывали какие-то люди, некоторые из них были в крови. Стыдно сказать, но я даже не приостановилась, чтобы помочь им. Я сконцентрировалась на том, чтобы продвигаться вперед, хотя иногда было даже трудно рассмотреть, куда я иду. Порой мне казалось просто чудом, что я вообще что-то вижу…

И тут я увидела воткнутые в землю флажки и заполненные синие пластиковые пакеты — я знала, что в них сложены части покалеченных тел. Повсюду бушевал огонь, и пожарные в противогазах пытались локализовать пожар. Люди физически не могли пройти дальше. Но я все еще была очень далеко от улицы, где мы жили, — мне необходимо было подобраться поближе. Дым обжигал легкие, глаза сильно слезились, постоянно слышались какие-то хлопки, когда в огне что-то взрывалось. Вскоре моя кожа покрылась грязью и сажей. Все выглядело совершенно по-другому, и я даже думала, не забрела ли в незнакомый квартал. Я все высматривала верхушку церкви, но ее нигде не было. От жуткого запаха — смеси паленого мяса и горящего топлива — меня вырвало. Я упала на колени и поняла, что ближе подойти не смогу: там просто нечем было дышать.