С. Уотсон - Прежде чем я усну

— Что?

— Про Адама, — повторила я. — Я знаю, что у нас был сын.

Я почти ждала, что он спросит, откуда я знаю, но потом поняла: такие разговоры случались у нас и раньше. Похожий произошел, когда я нашла свой роман, и в другие дни, когда я вспоминала про сына.

Я поняла, что он собирается заговорить, но слышать очередную ложь не хотелось.

— Я знаю, что он погиб в Афганистане, — произнесла я.

Рот его закрылся и открылся снова — почти комично, словно у рыбы.

— Как ты узнала?

— Ты сам мне сказал, — ответила я. — Несколько недель назад. Ты ел печенье, а я была в ванной. Спустившись вниз, я тебе сказала, что вспомнила: я родила ребенка, сына, вспомнила, как его звали, а потом ты усадил меня рядом с собой и рассказал, как он погиб. Показал мне фотографии, которые принес из комнаты наверху. Наш с ним снимок и письмо, которое он написал Санта-Клаусу. — Меня снова охватило горе, и я замолчала.

Бен уставился на меня.

— Ты вспомнила? — спросил он. — Как?..

— Я записываю свои воспоминания. Уже несколько недель. Насколько я понимаю.

— Где? — спросил он. Голос его сделался громче, точно он злился, хотя я не могла взять в толк, что его рассердило.

— Где ты записываешь? Я не понимаю тебя, Кристин. Где записываешь?

— Завела себе тетрадь.

— Тетра-адь, — сказал он таким тоном, точно говорил о тощем блокнотике для записи списка покупок или телефонных номеров.

— Дневник, — поправилась я.

Он поерзал в кресле, как будто собираясь встать.

— Дневник? И давно?

— Не знаю. Несколько недель назад.

— Я могу взглянуть?

Я почувствовала раздражение и гнев. Поскольку совершенно точно не собиралась ничего ему показывать.

— Нет, — ответила я. — Не сейчас.

Он разъярился:

— Где он? Покажи мне его!

— Бен! Это личный дневник!

— Личный? — он будто плюнул в меня этим словом. — Как это — личный?

— Значит, предназначенный только для меня. Мне будет неловко, если ты его прочтешь.

— Почему нет? — спросил он. — Ты и обо мне писала?

— Конечно.

— Что именно ты писала обо мне? Что?

И как я могла ему ответить? Мне вспомнилось, сколько раз — и как — я его предавала. Что я говорила о нем доктору Нэшу, что думала. Как я не доверяла собственному мужу, в чем подозревала его. Думала, сколько раз сама солгала ему, когда виделась с доктором Нэшем и Клэр, не поставив его в известность.

— Много чего, Бен. Много чего написала.

— Но зачем? Зачем ты все это записывала?

Я не верила своим ушам. Почему он задает такие странные вопросы?

— Мне хотелось, чтобы моя жизнь обрела смысл, — ответила я. — Чтобы один день был связан с другим. Как у тебя. Как у всех нормальных людей.

— Но почему? Разве ты несчастна? Разве ты меня больше не любишь? И не хочешь быть со мной?

Вопрос ошарашил меня. С чего он взял, что раз я хочу, чтобы моя жизнь приобрела смысл, то это значит, я хочу ее изменить?

— Не знаю, — ответила я. — Что такое счастье? Наверное, я счастлива, когда просыпаюсь, хотя по утрам чувствую себя особенно странно. Но когда я смотрю на себя в зеркало, я несчастна, ведь я вижу, что на двадцать лет старше, чем должна быть, что у меня седые волосы и морщинки вокруг глаз. Я несчастна, когда понимаю, что полжизни прошло, а я ничего не помню. Так что большую часть времени я, выходит, несчастна. Но в этом нет твоей вины. Я счастлива с тобой. Я люблю тебя. Ты мне нужен.

Тогда он подошел ко мне и сел рядом.

— Прости, — сказал он мягко. — Самому невыносимо думать, как все изменилось после аварии.

Я почувствовала, что во мне снова вскипает гнев, но сдержалась. Я не имела права на него сердиться; ведь он не знал, что мне известно, а что нет.

— Бен, — сказала я. — Я знаю, что случилось на самом деле. Не было никакой аварии. На меня напали.

Он не двигался. Только посмотрел на меня затуманенными глазами. Я решила, что он не расслышал, но тут он спросил: «Как — напали?»

Я едва не закричала.

— Бен! — сказала я дрожащим голосом. — Прекрати! — Я же сказала ему: я веду дневник, собираю по крупицам свою собственную историю, а тут выясняется, что он снова намерен лгать мне, хотя уже очевидно: я знаю правду. — Когда ты перестанешь мне врать, черт возьми?! Я точно знаю, что не было никакой аварии. Мне известно, что со мной случилось. И не стоит притворяться, что дело обстояло как-то иначе. Если ты будешь все отрицать, это ничего не даст. Просто перестань мне врать!

Он поднялся. Казалось, он сделался огромным, навис надо мной, заслоняя собой все вокруг.

— Кто сказал тебе? — спросил он. — Кто? Эта сука Клэр? Открыла свою вонючую пасть, чтобы вылить на меня дерьмо? Опять лезет куда ее не просят?

— Бен! — опешила я.

— Она всегда меня терпеть не могла. И пойдет на все, чтобы очернить меня перед тобой. На все! Она врет, милая, не верь ей.

— Нет, не Клэр, — я покачала головой. — Другой человек.

— Кто? — он уже орал. — Кто?

— Врач, — прошептала я. — Мы говорили с ним. Он мне и сказал.

Он оставался совершенно неподвижным, только безустанно водил большим пальцем правой руки по большому пальцу левой. Я чувствовала жар его тела, слышала, как он медленно вдыхает воздух, задерживает его и выдыхает. Когда он заговорил снова, мне пришлось напрягать слух, чтобы расслышать:

— Какой еще врач?

— Его зовут доктор Нэш. Кажется, мы стали встречаться несколько недель назад. — Даже говоря это, я чувствовала, что рассказываю историю другого человека, не свою собственную.

— Как он представился?

Я попыталась вспомнить. Интересно, я записала наш первый разговор?

— Не знаю, — ответила я. — Кажется, я не записывала, что он тогда говорил.

— Так это он посоветовал тебе вести дневник?

— Ну да.

— Но почему? — спросил он.

— Я хочу выздороветь, Бен.

— И как, помогает? Что он с тобой делает? Дает лекарства?

— Нет, — ответила я. — Проводит обследования. Задает упражнения. Я делала сканирование.

Его пальцы замерли. Он обернулся ко мне.

— Сканирование? — он снова говорил громко.

— Да. МРТ. Он сказал, это может помочь. Когда я лежала в больнице, его еще не изобрели. Или изобрели, но раньше оно не было таким совершенным…

— Где? Где были эти обследования? Скажи!

Я запуталась:

— Кажется, у него в кабинете. В Лондоне. И сканирование тоже. Точно не помню.

— Как ты туда попала? Как человека в твоем состоянии пустили в кабинет врача? — голос его сорвался в визг. — Как?