Пьер Леметр - Алекс

Тома повернулся к Камилю, затем снова к Луи, опять к Камилю — как человек, у которого голова идет кругом:

— Но не хотите же вы сказать…

Он сделал паузу, изображая притворный ужас, затем договорил:

— …что у вас нет своего объяснения на этот счет?

Камиль отвернулся. В такие моменты он чувствовал, что у него поистине чересчур изматывающая работа.

— Разумеется, — спокойно произнес Луи, — у нас есть объяснение.

— О! Ну так поделитесь же со мной!

— Точно так же, как мы полагаем, что вы дали месье Трарье адрес вашей сестры и сообщили ее приметы, — мы полагаем, что вы помогли своей сестре отыскать всех шестерых.

— Но прежде чем Алекс прикончила этих людей… Даже если предположить, что я был знаком с ними со всеми, — он предостерегающе поднял указательный палец, словно подчеркивая всю условность такого предположения, — откуда бы я узнал, где они? Ведь прошло двадцать лет!

— Ну, во-первых, некоторые за эти двадцать лет никуда не переехали. А во-вторых, я думаю, что вы всего лишь сообщили Алекс их имена и старые адреса, а дальнейшими розысками она занималась самостоятельно.

Тома с ироничной улыбкой несколько раз соединил ладони, изображая аплодисменты. Затем резко спросил:

— Ну и зачем же мне это понадобилось?

Мадам Прево всем своим видом демонстрировала, что не боится противника. Она вышла из народа, никогда не купалась в золоте, одна воспитала двоих детей и никогда не слышала ни от кого ни слова благодарности и т. д. — все эти максимы отчетливо сквозили даже в само́й ее манере абсолютно прямо сидеть на стуле. Она явно настроилась на то, чтобы не дать заморочить себе голову всякими досужими россказнями.

Понедельник, шестнадцать часов.

Ее сын должен был явиться к семнадцати.

Камиль нарочно сделал так, чтобы они не успели переговорить между собой.

В первый раз он увидел мадам Прево в морге на опознании, куда ее попросили приехать. Сейчас ей было предписано явиться, ситуация изменилась, но мадам Прево не признавала разницы — свою жизнь она выстроила как цитадель и теперь полагала себя неуязвимой. То, что она собиралась защищать, находилось внутри. И делать это она намеревалась со всей решительностью. В морге она не стала подходить к телу дочери, дав Камилю понять, что это слишком тяжело для нее. Сегодня, глядя на нее, он сомневался, что она и в самом деле подвержена таким слабостям. Так или иначе, несмотря на ее чопорный вид, непреклонный взгляд, молчаливое сопротивление, все эти манеры несгибаемой женщины, было заметно, что ее впечатлило и место, где происходила беседа, и этот маленький полицейский, ноги которого болтались сантиметрах в двадцати над полом. Пристально глядя на нее, он спросил:

— Что именно вам известно об отношениях Тома и Алекс?

На лице мадам Прево появилось удивленное выражение — она словно спрашивала, какое еще «именно» может быть в отношениях брата и сестры. Она заморгала — немного быстрее, чем было бы естественно. Камиль выждал некоторое время, но игра велась на равных. Он знал, и она знала, что он знает. Это становилось невыносимо. И Камилю не хватило терпения.

— В каком возрасте ваш сын начал насиловать Алекс?

Она разразилась возмущенными восклицаниями. Ну еще бы.

— Мадам Прево, — с улыбкой произнес Камиль, — не принимайте меня за идиота. Больше скажу — я бы посоветовал вам активно помогать следствию, потому что иначе я упеку вашего сына за решетку до конца его дней.

Угроза относительно сына подействовала. С ней пусть делают все что угодно — но если речь зашла о сыне… Однако она не сдавала позиций.

— Тома очень любил свою сестру. Он никогда не тронул бы и волоска на ее голове.

— Возможно, но я говорю не о волосах.

Мадам Прево никак не отреагировала на этот сомнительный юмор. Она лишь покачала головой, то ли желая сказать, что ничего об этом не знает, то ли — что не хочет обсуждать эту тему.

— Если вы все знали и никак этому не препятствовали, вы становитесь соучастницей изнасилования с отягчающими обстоятельствами.

— Тома никогда не трогал свою сестру!

— Что вы об этом знаете?

— Я знаю своего сына.

Опять начиналось это хождение по замкнутому кругу. Нет жалобы, нет свидетелей, нет преступления, нет жертвы, нет палача.

Камиль вздохнул и слегка кивнул головой.

«Тома приходит ко мне в комнату. Почти каждый вечер. Мама об этом знает».

— А вашу дочь вы знали так же хорошо?

— Насколько мать может знать свою дочь.

— Звучит многообещающе.

— Что?

— Нет, ничего.

Камиль вынул из ящика стола тоненькую папку.

— Это отчет о вскрытии. Поскольку вы хорошо знаете свою дочь, вы, я полагаю, знаете, о чем в нем говорится.

Камиль надел очки, давая понять: я страшно устал, но я доведу это дело до конца.

— Но поскольку там много специфических терминов, мне придется кое-что объяснить.

Мадам Прево даже бровью не ведет. Она продолжает сидеть ровно и неподвижно, словно окаменев. Все ее мускулы напряжены, словно даже свое тело она превратила в защитный барьер.

— Ваша дочь была не в лучшем состоянии. Даже при жизни, я имею в виду.

Лицо мадам Прево абсолютно непроницаемым. Казалось, она даже не дышит.

— Судмедэксперт отмечает, — продолжал Камиль переворачивая страницы, — что половые органы вашей дочери подверглись воздействию кислоты. Скорее всего, серной. Возможно, сернокислой меди, или медного купороса. Ожоги очень глубокие. Клитор разрушен практически полностью. Похоже на результат иссечения… Большие и малые половые губы также серьезно повреждены. Разрушения проникли даже вглубь, на уровень влагалища. Такое ощущение, что большое количество кислоты залили прямо внутрь — ее хватило бы, чтобы прожечь все насквозь… Слизистые оболочки разрушены, плоть буквально сожжена. Одним словом, вместо половых органов осталось нечто вроде застывшей вулканической лавы.

Камиль поднял голову и пристально взглянул на собеседницу.

— Это точное выражение судмедэксперта — «застывшая вулканическая лава». По его словам, это случилось очень давно, когда Алекс была в совсем юном возрасте. Это вам о чем-нибудь говорит?

Мадам Прево не отводила взгляд. Она сильно побледнела. Она молча покачала головой, чисто автоматически.

— Ваша дочь вам никогда об этом не говорила?

— Никогда!

Это слово прозвучало резко, словно внезапный порыв ветра, заставивший затрепетать фамильное знамя.

— Понимаю. Видимо, она не хотела докучать вам своими мелкими неприятностями. Просто в один прекрасный день кто-то вылил с пол-литра серной кислоты в ее вагину, после чего она как ни в чем не бывало вернулась домой. Настоящий образец скрытности.

— Я не знаю.

Ничего не изменилось ни в позе, ни в лице, но голос звучал глухо.