Кирилл Гольцов - Остановка последнего вагона

Эти вечер и ночь прошли у меня спокойно, что, наверное, должно было подтвердить правильность выбранной позиции. Правда, сквозь сон вроде бы я отдалённо слышал детский плач и какие-то раскатистые громовые звуки, но скорее всего, это было просто размытыми фрагментами сновидений или нечто подобное. По дороге на работу мне снова не удалось блеснуть чем-то неординарным, хотя я искренне посмеялся над долговязым мужчиной средних лет, который шёл как-то излишне манерно и уже одним этим приковывал к себе пристальное внимание. Наверное, ему самому казалось, что он смотрится солидно, однако со стороны это больше выглядело комичной наигранной дерготнёй. Костюм мужчины чем-то напоминал облачение Андрея Миронова в фильме Бриллиантовая рука, а узенький галстук создавал гнетущее впечатление ветхости и зыбкости. Человек степенно ел мороженое и в какой-то момент резко остановился, пристально вглядываясь в небо, и, кажется, выходя из себя. Насколько я понял, некая птица нагадила на мороженое, и был уверен, что мужчина, как любой на его месте, попросту выбросит его в урну. Но как бы ни так — лишний раз убедился, что по себе не надо судить других. Человек, так и не выглядев в высоте птиц, которым можно было беспредметно погрозить сухоньким кулаком или даже позволить себе разразиться бранью, обратился к мороженому, вертел его так и эдак, пристально разглядывая, потом достал из кармана брюк белоснежный платок, аккуратно отломил им верхушку сладости и выбросил. Остальное же продолжил спокойно есть, возобновляя путь.

Моё появление в офисе ознаменовалось непривычно вежливыми и бесконечными здорованиями с коллегами, чего раньше никогда не происходило. Честно говоря, после вчерашнего я думал, что все будут просто продолжать шарахаться при моём появлении. Однако видимо, желание подлизаться к тому, кто вроде как оказался сейчас в фаворе, пересилило все остальные мысли и побуждения. Очень забавно было наблюдать, как коллеги тактично расступаются перед кулером или просто освобождают путь, чтобы случайно не обременить меня чем-нибудь и иметь возможность лишний раз продемонстрировать свою лояльность.

Когда я достиг рабочего места, молодой сотрудник у окна вскочил и, поздоровавшись, спросил — хочу ли я, чтобы он опять помог мне вынести на крышу стул и ноутбук. Однако если вчера эта идея была действительно оригинальной, то сегодня, по моему мнению, она потеряла свою притягательность и новизну. Соответственно, под свои цели и нынешнее настроение, я посчитал явно неудачным решением в этом повторяться. Поэтому поблагодарив коллегу, я уселся за стол и, не успев включить компьютер, услышал сзади чьё-то учащённое дыхание, за которым последовал знакомый голос. — Доброе утро. Хорошо, что вы уже на месте!

Обернувшись, я увидел лилейное лицо директора, который теперь очень мало походил на себя самого до инцидента со слетевшей обувью Маши.

— Да, здравствуйте.

— Мы могли бы поговорить в моём кабинете?

— Да, конечно, — кивнул я и, поднявшись, последовал за Вениамином Аркадьевичем, ловя на себе завистливые и восхищённые взгляды окружающих.

— Кофе, чай?

Я сначала никак не принял вопрос директора на свой счёт, а когда он повторил, то именно с этого момента почувствовал, что стал в его глазах не просто каким-то сотрудником, а хоть и немного, но достойным внимания человеком. Пусть мотивы начальника были далеки от оценки меня как личности или профессионала своего дела, однако, такое отношение льстило, с одной стороны, и заставляло быть достойнее, как бы соответствовать — с другой.

— Кофе, пожалуйста.

— Оля! Два кофе! — кивнул Вениамин Аркадьевич полноватой симпатичной женщине, и она бросила на меня пронзительный понимающий взгляд, широко улыбнувшись. Почему-то это мне как раз не понравилось — создавалось ощущение, что человек, даже толком не умеющий напечатать на компьютере элементарный документ, ставит себя намного выше меня. С другой стороны, если рассудить здраво, то как ещё можно реагировать на человека, неожиданно попавшего в струю, который завтра опять может стать никем?

— Да, конечно.

Оля приподнялась и пошла к большому шкафу с вытянутыми зеркальными стёклами, где, видимо, и хранилась посуда.

— Прошу!

Директор распахнул передо мной пухлую дверь и, заметив моё колебание, которое ошибочно истолковал, как желание учтиво пропустить хозяина кабинета вперёд, легонько подтолкнул меня в спину, уверен, желая таким образом продемонстрировать некий покровительственный, располагающий жест.

— Спасибо.

На самом деле я остановился лишь потому, что именно сегодня был неприятно поражён роскошью этого кабинета, слишком сильно контрастирующей с остающимися за дверью убогими офисными рядами столов и выкрашенными белой краской стенами. Здесь особенно издевательски и вызывающе чувствовалась ложь, звучавшая в каждом слове руководства, когда оно ссылалось на отсутствие средств на самые элементарные нужды. Даже такие пустяки, как пакет с логотипом компании или шариковая ручка для рабочих целей практически всем сотрудникам приходилось добывать с огромным трудом. Однако произнесённые проникновенным голосом аргументы всё-таки по большей части походили, как ни странно, на правду и, признаться, я сам, волей или нет, был во многом жертвой этих заблуждений. А тут — такое великолепие. Впрочем, понятно, что если бы не произошедшее случайное стечение обстоятельств, ничего подобного я никогда не увидел, и, следовательно, продолжал бы пребывать в благом неведении. Тем более что тот же Вениамин Аркадьевич неизменно приезжал на работу на стареньких «Жигулях» и единственный предмет роскоши, который бросался на нём в глаза, были ярко блестящие часы «Омега». Впрочем, относительно них директор при любом удобном случае ссылался на презент от партнёров, последовавший за какой-то масштабной сделкой, где вроде как он проявил себя человеком, выдающимся во всех отношениях. При этом Вениамин Аркадьевич почему-то неизменно неприятно усмехался, и пояснял:

— А часы, которые мне лет двадцать назад подарили в честь юбилея завода, лежат теперь дома и продолжают тикать. Эти же, только представьте, точно такие, как побывали на Луне!

— Что же, располагайтесь, я же с вашего позволения сяду на своё место, — гостеприимно раскинул руки хозяин кабинета, и я аккуратно, с некоторым опасением, присел на край большого поскрипывающего кожей стула с необычайно широкой, загнутой назад спинкой. Такая мебель ассоциировалась у меня с интерьерами дореволюционных дворцов или неоднократно показываемых по телевизору домов олигархов, что вызывало какой-то невольный трепет и подсказывало, что, испортив такую вещь, можно будет потом ещё очень долго расплачиваться. Подобное мне приходилось неоднократно видеть в выражении лиц водителей, которые следовали за навороченной иномаркой на почтительном расстоянии, но при этом готовы были в любой момент вильнуть куда-нибудь в сторону, лишь бы, пусть и в своих фантазиях, исключить возможную аварию, какой бы маловероятной она ни была на самом деле.