Александр Гера - Набат-3

Оставшись один, Судских вскипятил чай и присел на тахту.

О существовании баз чернорубашечников Судских знал давно. Центры реабилитации, спортивные лагеря молодежи, места отдыха. Властям они не докучали, в правительстве делали вид, что ничего особенного не происходит, никаких боевых отрядов не существует, а разговоры о нарождающемся фашизме оставались разговорами среди перестраховщиков. Кобзону, «большое русское сердце которою» волновалось больше всех, посоветовали вести себя тихо, как подобает всеобщему любимцу и певцу выше Паваротти. Кто посоветовал? А Бог его знает. Нет проблемы — нет человека. Так, под дурика, маскируясь под ди-нозаврика, выросло Оно. Русское патриотическое движение. Уродливое общество и защищалось уродливо.

С год назад УСИ пришлось разбираться с делом подпольных партячеек. Руководил подпольным райкомом некто Бельцов, коммерческий директор крупного завода. Как коммерсант — прохвост был, каких мало: объегоривал даже комсомольцев типа Кириенки, как партийный вожак — говорил хорошие слова о Родине и Ленине подчиненным. Подчиненные плевать хотели на идеи Ленина и требовали зарплату, назревал бунт, да тут еще высветилась целая сеть подпольных райкомов. И по распоряжению Воливача Судских передал дело в прокуратуру. Там решили отдать Бельцова под суд, как наглого воришку, а райкомы и не поминать. Тогда Бельцов предоставил документы, из которых следовало: его райком перечислял крупные суммы на счета центров реабилитации и молодежных спортивных баз, а страдалец за весь русский народ Кобзон из своего белого лимузина ничего не видит, так пусть и не слышит. По команде сверху дело развалили. В общем, и райкомов никаких не было.

Прожив двухтысячный год, Судских знал, какая участь ждет мальчиков в черных рубашках. Сейчас он сам не у дел. Не Кобзон, но знает много. Перетасовав колоду, его сдал президент.

Сидеть без дела Судских не умел. Приняв душ, решил прогуляться. Кдиа вышел в коридор, охранник встал навстречу с немым вопросом, отгородив собой выход наружу.

— Прогуляюсь.

— Извините, команды не было.

— Что значит не было команды?

— Дежурный распоряжений не давал. Вам надо оставаться на месте до ужина.

— А ты знаешь, кто я? — решил пойти другим путем Судских.

— Мне знать не положено, — заученно повторял охранник, хотя по лицу его Судских видел, что парень не глуп и не прочь поговорить с ним.

— Если не секрет, как ты попал сюда? — опять сменил тактику Судских.

— А зачем вы спрашиваете? — Парень оказался умнее, чем предполагал Судских.

— Как зачем? — сохранял достоинство Судских. — Хотелось бы знать, кто меня охраняет, ради чего он отказался от многого и сменил дом на казарму. Ради чего?

— Ради отчизны, — ответил парень. — Чтобы всем не пропасть.

— А если история повторится? — усложнил вопрос Судских, но охранник по неопытности своей отвечал заученно:

— Не повторится. Вы на Германию намекаете?

Судских кивнул.

— У Гитлера не было стройной теории величия Германии. Она появилась недавно, а Россия была всегда, от самой звезды Рус, откуда прибыли арии.

Судских, как говорится, уши навострил:

— Ты исповедуешь арийскую веру? Величество?

— Нет. Я православный и верую в Иисуса нашего Христа.

«Славная мешанина, — отметил Судских. — Неглупому хлопцу забили голову глупостями».

Дальше задавать вопросы не стоило. Если истинно верующий толком не разбирается в епархии Всевышнего, задуренный попами-недоучками, то что может знать несмышленыш?

На тумбочке стоял телефон без диска, и Судских попросил связаться с дежурным. Дежурный, видимо, говорил нелестные слова — его ординарец вытянулся в струнку и вскоре протянул трубку Судских; испуг, а не любопытство, застыл в его глазах.

— Игорь Петрович, — услышал Судских голос Буйнова, нас никто не держит на положении пленника. Но территории части вы можете ходить где угодно, только обязательно с ординарцем. Скажем так: на первых порах вы даже не гость, а будущий хозяин. Мы вам доверяем и дорожим вами. Всего вам доброго и дайте трубочку ординарцу.

Судя по лицу ординарца, тот получил не втык, а четкий приказ и, положив трубку, ждал распоряжений по стойке «смирно».

— Вольно. — улыбнулся Судских. — Как звать моего Санчо Пансу?

— Павел.

— Пойдем, Паша, прогуляемся.

— Петь, — четко ответил ординарец.

— Только без этого, — мягко укорил Судских. — Не на плацу. Раскованней будь.

— Вы генерал, — с большой уважительностью произнес Павел.

— Меня зовут Игорь Петрович. И все на этом.

— Ясно. Игорь Петрович.

Юноша оттаял, и Судских вернулся к прежнему вопросу: как он попал в националы?

— Мы призваны спасать Россию от нечисти. Я за товарищем сюда пошел, его а́зики избили, пояснил он.

— А форма ни о чем не говорит?

— В такой форме я себя уверенно чувствую и параллелей не провожу. В солдатской форме я бы такого не чувствовал.

— Нас мало, но мы в тельняшках. Так?

— Так, — согласился Павел. — В армии солдат в голодную скотинку превратили. То дедки́ мордуют, то генералам дачи строят, а воинской подготовкой не занимаются, а у нас полная подготовка, не хуже десантуры. Только мы еще и идеологически сильны. Армия противника толком не знает, а мы знаем. Мои мать с отцом решили овощи с участка на базаре продать, чтобы на зимние вещи заработать, а их чурки близко к базару не подпустили. Отец стал доказывать свою правоту, так его в милицию забрали на пятнадцать суток, избили там. Милицию я просто не уважаю, они сами голодные и продались, зато азиков бить буду нещадно, всех подряд.

— Тогда и невиновных?

Невиновные в Азербайджане, а в России им хватит наживаться. Влазят ползком, плачутся о бедности, а потом мечети по стране строят. Где это видано? Русские бились с Наполеоном на Бородинском поле, костями русских вся земля застлана, а на Поклонной горе мечеть ставят и синагогу. Это справедливо? Что-то в войну еврейских дивизий не было, а нынче кино смотришь про войну, куда ни глянь, везде патриоты евреи спасают Родину. Вранье это, потому что режиссер еврей своих и сюда всунул. Они же нашу историю перевирают!

— Крутовато берешь, Наша. Досталось всем. Дивизию, конечно, из одних евреев не составишь, но честные люди становились в солдатский строй без учета национальностей, общая беда была после войны. Мало ли нерусских сидело в лагерях? Никого не минула горькая доля.

— Не спорю, — охотно согласился Павел. — Только моего дядьку, кавалера ордена Славы, увозили в Магадан из-под Твери, а жидов с Тверской увозили. А дед мой четыре года и пехоте отпахал, после войны на весь район гремел как лучший животновод, а надо мной в Москве хихикали, навозником из-за спины называли, когда я в консерваторию поступать приехал, — пояснил он. — В комиссии сказали, тебе по стопам деда идти надо. Так вот… А я, Игорь Петрович, все вальсы Шопена играю на слух и без нот. Меня отец к баяну приучил, после школы велел в Москву ехать поступать, а везде в комиссиях одни жиды сидят старые и принимают новых русских за взятки. Злой я стал. Мне учиться музыке не дали, моим детям у не дадут, зачем же такая жизнь в своей стране? Так уж лучше я пугну их как следует, чтобы остальным нашим легче жилось. Думаете, не понимают наши ребята, какая нам Доля выпала? Мы смертники, нам привили ненависть, и мы свой долг отдадим сполна.