Александр Гера - Набат-3

— Вы верующий? — глядя исподлобья, спросил губернатор.

— А вы?

Оба вопроса повисли в воздухе.

— Давайте договоримся, — первым нарушил молчание Судских, — мы оба генералы, но каждый своего рода войск. Давайте уважать друг друга. Потому что мы оба солдаты, а победа в искренности.

— Не посягаю, заставил себя улыбнуться губернатор.

— Тогда моя поездка в Японию будет успешной.

— Я человек откровенный, Игорь Петрович, порой это вредит мне, но как вы собираетесь уговорить японцев? Неужели у меня глупая команда? — искренне спрашивал губернатор.

— Извините, но у вас команды нет, — честно ответил Судских. — А есть желающие погреть руки на вашей прямолинейности и те, кому вы прежде раздавали обещания. Прямолинейность — не искренность. Как бы голосистый Кобзон ни пел подряд любые песни, любимым ему не стать. Хоть русские, хоть хохлацкие, хоть белорусские.

— Потому что еврей?

— Потому что не Бернес. Важно иметь дар Божий. Понимаете, о чем я?

Губернатор медленно кивнул.

— Я собираюсь расположить японцев к себе искренностью, но с Божьей помощью. Бог для всех един, генерал, для всех родов войск и народов.

Проделка Яши Зельцмана-Тристенко с казачьими деньгами даром не прошла, слухи о ней доползли и до Мастачного-младшего. Ладно бы деньги — этот прохвост утянул с собой дискету, с которой Альберту Васильевичу страстно хотелось познакомиться. На казачьи денежки он не зарился, при всей внушительности суммы. Казаки что осы, только растревожь. А вот дискету он хотел иметь в собственное пользование. Но как? Крокодила Гены нет, а Яшка, по сведениям, жив.

Со дня разгрома его ларьков он первым делом уладил недоразумение с баркашами, выплатил отступного, но заново налаживать сеть торгами не стал. Когда одной ногой стоишь за порогом, лучше не обременяться обузой. Отчим последнее время не жаловал, игры в купцы-разбойники закончились — пора уезжать подобру-поздорову.

И все же о дискете он рассказал отчиму.

Мастачный-папа дал исчерпывающий совет:

— Понимаешь, сынок, я в эту бесплотную идею не верю. Семейка сволочная, но палец им в рот не клади, откусят вместе с головой. А вот продать идею смысл есть. Только не опоздал ли ты? Казачки посылали в Израиль соглядатаев и вернулись ни с чем. Давай-ка я тебя с нужным человеком сведу? Поговори…

— Только не с Самшитовым! — отрекайся Альберт Васильевич. — Глупый донельзя.

— Обижаешь, сынок, — открещивался и отчим. — Я хоть не в больших звездах хожу, а в людях разбираюсь. Я тебя с Новокшоновым сведу, это казачина подлинный, лампасы не зря носит.

Встреча состоялась вскоре.

— Я, конечно, очень заинтересованное лицо, так как наша казацкая казна понесла большие убытки, но хотелось бы знать, о какой штуке идет речь? — спросил первым долгом Новокшонов. Он уже догадался, что «фирма» могла здесь поправить дела, и хотел знать, насколько лоховат проситель.

— Не стану лукавить, — отвечал Альберт Васильевич. — На дискете записаны важные расчеты. Сами по себе они ничего не стоят, но вместе с другой половиной расчетов это будет хорошим подарком мне на старость. О ваших процентах сговоримся.

Тактический ход Альберта Васильевича был прост. Если дискета у казачков и те не знают о ее предназначении, они много не запросят, но в долю пожелают войти. Если они ничего о ней не знают, тогда разговор пойдет о другой пене за услугу.

— Дрянь какая, — упер крепкие руки в колени Новокшонов. Отвечал честно: — Мы этого прохвоста нашли, но своего не получили. Обошли нас, и Яшка под страхом смерчи ничего не сказал. Украли у него чемоданчик, и все тут.

Здесь Анатолий Матвеевич притемнился. Яшку-горемыку пытали до синего свиста и зазря: с первого знакомства с казаками им овладел дикий ужас, он стал заикаться, а на втором допросе вообще потерял дар речи. Казачки посчитали это еврейским мужеством. Пообещан и нарезать ремней со спины — молчит. Только мычит. Вынули свои ремни для обычной порки — обделался. Снова решили поговорить по душам — хлопнулся в обморок от самого предложения. Отвечала жена: у глупого Яши деньги отняли, и теперь они самые бедные евреи на всем белом свете. Ей поверили и, оставляя славный город Иерусалим, плюнули в сердцах на мостовую, дабы не возвращаться в землю обетованную никогда.

— Но выход есть, поднял указательный палец Новокшонов. — Свяжусь с нужными людьми, они дискету вашу из-под земли достанут. Казаки — не палачи, зато русская мафия мертвого растрясет. Позвольте узнать, сколько стоит такая работа?

Сколько? — прикидывал в уме Альберт Васильевич. — А сколько вы хотите?

— Господин хороший, не оказался простаком Новокшонов, — взвесьте ценность вашей старости, наши потери от этого басурмана и пляшите от двух начал.

— Надо подумать.

Думайте, — поднялся атаман. — Где найти меня, знаете.

Оставшись один, Альберт Васильевич накрепко задумайся. Так ли нужна ему эта дискета, к которой много чего еще надо? А если не мучиться и сразу продать заинтересованным лицам? Грех упускать шанс покрыть убытки за счет других.

Идея!

Он разыскал Новокшонова и назвал сумму: сто тысяч зеленых.

— Маловато, — ответил сразу атаман. — Думайте еще.

Теперь Альберт Васильевич просил о помощи отчима.

Объяснил ему, как сложилась ситуация и как он решил действовать.

— Дельно, сынок, — одобрил Мастачный-старший. — Проще и доходнее. Евреи, скажем, ничего не производят, ничего не продают, но с умом перепродают. Найду я желающих заполучить дискету. Прямо сейчас отправлюсь к Рыжему, а потом переговорю тайно с Арапчонком. Стыкну их и посмотрю, кто больше даст.

Рыжий сразу поверил Мастачному. Его чубатая голова осмыслила сообщение в нужном ключе: если он выложит за дискету полмиллиона баксов, то перед новыми выборами коммуняки отдадут им втридорога. Рыжий был азартным, когда игpa шла на чужие деньги. В азарте охоты напрочь забыли о второй половинке шифра.

— Считайте, сделка состоялась, — важно подытожил чубатый Рыжий. Назовете мне любой из номеров на дискете, и если он подлинный, вы получите свою цену.

У Мастачного-папы зачесались руки: святое дело надуть Рыжего, не все ж ему… Не теребя пасынка до срока, он помчался к Арапчонку, заведомо зная, что видимая дружба рыжих с кудреватыми брюнетами таит внутри дикую зависть. И здесь его ожидал успех.

— А с Рыжим, случайно, не сговаривались?

— Был грех, — ответил Арапчонку Мастачный. — Цена мала.

— Сколько же?

— Пятьсот штук в зелени, — честно признался Мастачный.

— Даю семьсот пятьдесят, — не поскупился Арапчонок.

«Господи! — ужасался про себя Мастачный. — Откуда у них такие гроши? Я всю жизнь надрывался, ловчил, о таких грошах не помышлял, а тут — запросто…»