Хенри Лоуренс - Золотой медальон

— Просто так, ворчала.

— Нет, я спрашиваю, что ты имела в виду, когда говорила: «Жаль, что он такой полный?»

— Вот это. — И регистраторша щелкнула по наклеенной в паспорте фотокарточке.

Сиделка взглянула на снимок, и на ее лице отразилось удивление. Она перевела взгляд на приятельницу, чуть помедлила и решительно заявила:

— Мне надо идти.

— Но я же пошутила насчет замужества, — попыталась остановить ее регистраторша, но женщины уже и след простыл. — Ну и уходи. Воображает тоже…

Она положила паспорт в сейф, выдвинула ящик стола и вновь склонилась над журналом, который читала до этого.

Между тем сиделка не теряла времени. Она влетела в палату Рида и зажгла свет. Рид спал. Сиделка встряхнула его, и он медленно открыл глаза.

— Это что еще за чертовщина… — начал было он, но, увидев женщину, извинился.

— Сеньор!

— Да?

— Как ваша фамилия?

— Рид.

— А не Каппелман?

— Нет. Мы уже говорили сегодня на эту тему.

— Почему вы выдаете себя за герра Каппелмана?

— Ни за кого я себя не выдаю. Моя фамилия Рид. Каппелман мертв. Его убили.

Сиделка взяла из шкафчика портфель.

— А это чье? — спросила она, вынимая из него жакет.

— Розеллы.

— И вы хотите сказать, что она тоже убита?

— Возможно.

— Не очень-то умело вы лжете, сеньор, — усмехнулась женщина. — На жакете ни капли крови.

— Индейцы так крепко схватили меня, когда Каппелман выстрелил в них, что я потерял сознание, а когда пришел в себя, нашел на земле этот жакет и сунул в портфель.

— Знаете что, сеньор? Придется мне доложить обо всем этом сестре-хозяйке.

— Докладывайте. А теперь, быть может, вы позволите мне уснуть?

— А мне-то казалось, что вам должно быть совсем не до сна!

— Почему же?

— Да потому… — Сиделка умолкла и вдруг спросила: — Розелла была хорошенькая?

Рид кивнул.

— Может, слишком хорошенькая?

— Что вы хотите сказать? — удивленно спросил Рид, но сиделка молча направилась к двери.

Оставшись один и посматривая на портфель, Рид начал понимать, о чем шла речь, и его бросило в жар.

Хосе остановил «бьюик» в нескольких сотнях ярдов от частной психиатрической больницы «Санта-Роза». Он сбросил сомбреро, шарф и почти слился с окружающим мраком; в темноте лишь блеснули его зубы и глаза, когда он сказал несколько слов водителю, после чего тот поставил машину на узенькую, обсаженную деревьями дорогу. Собранные днем сведения помогли Хосе быстро найти пролом в стене, и через минуту он оказался на территории больницы. По тем же сведениям, Каппелман лежал на третьем этаже, в палате № 6. Палата выходила на север. «Моя племянница, работающая в больнице горничной, рассказывает, что в этой палате много солнца в полдень», — сообщил ему ювелир.

Хосе быстро нашел северную сторону и осмотрелся. Лишь в трех окнах горел свет. Оба верхних этажа больницы имели балконы, проходившие вдоль всего здания. Это облегчало Хосе задачу. Используя неровности стены, он взобрался на балкон третьего этажа и подполз к первому освещенному окну. Небрежно задернутые занавески оставляли довольно широкую щель, сквозь которую он увидел какую-то старуху; она сидела за книгой и время от времени подносила ко рту толстую, как баллон, руку с плиткой шоколада.

У следующего освещенного окна Хосе невольно задержался несколько дольше. Через прозрачную занавеску он разглядел красивую молодую женщину, возбужденно ходившую по комнате из угла в угол. Иногда она останавливалась и стискивала голову руками. Внезапно дверь открылась, и вошла сиделка. Больная бросилась к ней, но сиделка грубо заставила ее лечь в постель и сделала укол. При виде шприца с иглой Хосе вздрогнул и зажмурился. Собственный опыт общения с врачами убедил его, что всяких там медицинских уколов нужно опасаться пуще, чем удара ножом. Когда ему прививали оспу, он даже потерял сознание, но надеялся, что врачи сохранят этот случай в глубочайшей тайне.

Занавески на третьем окне оказались незадернутыми, и он увидел в палате худощавого, молодо выглядевшего гринго. Хосе, довольный, улыбнулся: он не сомневался, что это и есть Каппелман — по сведениям, которые он получил от «родственников», мужчин-больных на третьем этаже не содержали.

Вначале Риду показалось, что стучат в дверь, и, лишь когда стук повторился, он взглянул на окно и увидел приникшее к стеклу смуглое лицо. Первым побуждением Рида было нажать звонок срочного вызова сиделки, но тут в нем заговорило профессиональное любопытство. Никому в голову не придет, подумал он, взбираться на третий этаж с единственной целью — обокрасть его, тем более что ценные вещи пациентов обычно хранятся в сейфе больницы. Враг? Но какие у него, мирного геолога, могут быть враги?..

Рид подошел и открыл окно.

— Спасибо, сеньор, — поблагодарил Хосе. — Признаться, я уже устал ползать на животе. Можно войти? — Не ожидая разрешения, он перелез через подоконник и прежде всего с удовольствием потянулся. — Меня зовут Хосе, — поклонился он. — Как вы, наверно, понимаете, сеньор, я представляю прессу — о, только косвенно!

— Нет, как раз этого я не понимаю.

— Видите ли, пресса никак не может связаться с вами. Вам нельзя никого видеть, нельзя ни с кем разговаривать, ну, хотя бы с джентльменом, которого я представляю. Кое-что я разузнал у одного человека, кое-что — у другого… Вы меня понимаете? Потом я пробрался к вам. Мне кажется, сеньор вовсе не собирается оставаться немым. Ему, наверно, хочется рассказать об аварии самолета, о том, как он плутал по джунглям, сколько горя хлебнул и как… — он взглянул на забинтованную ногу Рида, — как его укусил паук.

Рид сел на кровать и указал Хосе на стул, но тот остался стоять.

— Так удобнее, — улыбнулся он и посмотрел на дверь. — Вдруг мне придется покинуть вас несколько быстрее, чем хотелось бы!

— Сдается мне, Хосе, что ты самый настоящий жулик, — усмехнулся Рид. — Но, возможно, действительно можешь мне помочь.

— Я ваш покорный слуга, сеньор Каппелман.

Рид глубоко затянулся сигаретой и долго смотрел на Хосе. Что ж, этот человек, пожалуй, способен совершить доброе дело, но только с пользой для самого себя. После длительного раздумья Рид решился:

— Я вовсе не Каппелман.

Хосе не удивился, лишь развел руками.

— Прошу прощения, сеньор, но…

— Произошла ошибка. Моя фамилия Рид. Разве по моему выговору не заметно, что я никак не могу быть немцем?

— Сеньор — иностранец. По-испански вы говорите хорошо, разве что не очень быстро и с акцентом.

— С английским.

— Где уж бедному креолу разбираться в акцентах! Все они одинаковы, да и какое это имеет значение? Я помогаю своему другу, уж он-то знает толк в акцентах. Он американец.

— Американец?