Измайлов Андрей - Время ненавидеть

Ай, плохо! Ай, как все препаршиво и плохо! Долганов – плохо. Парин – плохо. Валентина. Мельник. УВЧ. Курсовик. Нога. Зуд…

Телефон позвал. Гребнев даже возликовал сардонически: что еще?! что может быть еще?! вали до кучи!

– Паша! – В жизни Бадигина его не называла Пашей! – Я тебе скажу, Паша… Ты материал видел?! Про «вертится»?! Паша! Тут у нас такое творится! Ты не представляешь! Я тебе скажу, Паша! Кот пришел в редакцию… бритый! Бри-тый! Без усов! Я его не узнала! И к Парину! Паша, он Парину очки разбил! Парин докладную пишет редактору! Он требует срочного собрания партгруппы! А тебя же нет?! И редактора нет! Вообще никого нет! Я тебе скажу, Паша, теперь Коту не то что областная, а и у нас бы усидеть! Паша, он взбесился! Да Пестунов же! Не Парин же! Я тебе скажу, Парин тоже взбесился! Он и про тебя что-то кричит! Да Парин же! Ты, кричит, подбил! Паша, это ты подбил?! Я тебе скажу, он всех в свидетели зовет! Да Парин же! Паша, мне идти в свидетели? Или нет?

– Иди! Иди, Бадигина!.. Иди ты знаешь куда?

– Не пойду!

– Куда?

– В свидетели. Я вообще в корректорской была. Ой, Паша, я «вешаюсь»! Тут такое!..

… Ай, Кот! Ай, кретин! Ай, молодец! Все равно кретин! Рефлексирующий кретин с томиком «маразмария»! Ай, Кот! Парин же – мячик! Только выше подпрыгнет. Утрется, срикошетит и врежет! Не физически, а более внушительно! Плохо. Все плохо. Парин – мячик, Долганов – мячик. И сколько их, этих мячиков! Плохо. Поди победи, попробуй!

Стоп. «Не врите!». Я сам!

ЧТО СО МНОЙ МОЖЕТ СЛУЧИТЬСЯ? НИЧЕГО СО МНОЙ НЕ МОЖЕТ СЛУЧИТЬСЯ!

Ну да, конечно! «Катерина с верой в будущее прыгает с обрыва». Гребнев с верой в будущее хрестоматийно налегает корпусом на пишмашинку.

– Чем занят?

– Пишу! – с усердным оптимизмом, непоколебимостью в тоне.

– Про мельника?

– Нет! Не про мельника! – обещая черте что в перспективе всем: и врагам, и друзьям. – Не совсем про мельника. Совсем не про мельника. Но и про него!

Ну да, конечно! На этом сахарная хрестоматийная концовка обычно уходит в многозначительное затемнение или камера отъезжает. Победа-а!

И уже затемнено или камера так далеко отъехала, что не видать снисходительных лиц, не слыхать покровительственных оппонентов, имя которым легион, силы которых немерены, послушные зависимые овцы которых не считаны.

– Ах, пишешь? Ну пиши, пиши…

Плохо. И все – до кучи. Отворяй ворота.

Но! «Не врите!».

Но! ЧТО СО МНОЙ МОЖЕТ СЛУЧИТЬСЯ? По большому-то счету?! Ничего со мной не может случиться! Не съедят же!

«Как у вас с зубами, Святослав Борисович?

Преотлично! А у вас, Павел Михайлович?

Лучше! Гораздо лучше!». И не только с зубами!

Будем живы – не умрем!

Плохо? А это как?

А хорошо – это как?

«Бац! А я ему – бац!».

Пестунову сейчас очень плохо.

«Не врите!». Пестунову сейчас очень хорошо! И Гребневу тоже! Оч-чень хорошо!

Овчинка с легиона послушных и зависимых стоит выделки! Отворяй ворота – нате! Нараспах! Вали до кучи!

Я САМ! ЧТО СО МНОЙ МОЖЕТ СЛУЧИТЬСЯ?! Снова телефон!!!

Отключит его Гребнев! С корнем вырвет провода! В окошко вышвырнет! С веселой злостью! Радостно и припо…

– Да-а?!

Алле! Ну, как ты там?..