Измайлов Андрей - Белый ферзь

«Ты меня очень выручишь, старик…» – убедительно сказал Брадастый. И Колчин мог бы сказать то же самое, но – слухачи. Проще обговорить убедительный диалог заранее – например, с телефона Борисенки.

«Брадастому действительно приспичило на ночь глядя отправиться в Ярославль. Без резины «Квадрига» действительно буксует. А резина – это не презерватив и не жёва. Не зря же в Ярославле даже футбольный клуб именуется «Шинник». И про местную контору – все так. Но Брадастому помощь ЮК при решении ТАКИХ проблем не требуется, сам – моторный. А вот… не все ли равно Брадастому, на какой машине ехать до озера Неро и далее? Колчинскую «мазду» он знает вдоль и поперек… Не все ли ему равно?

И Колчин тогда же вечером подъехал к Егору в «Квадригу» на «мазде». Подзаправились и…

Они отправились на озеро Неро. Там их встретили с большим почетом… Надо полагать, что отправились. Надо полагать, что на озеро Неро. Надо полагать, они, Колчин и Брадастый. Услуга за услугу. «Маячок» на колчинской машине – он не подведет, не собьется со следа.

А через час, когда «мазды» и след простыл, из «Квадриги» выехала «девятка» Ильяса. И за рулем, само собой, ЮК. Больше некому. Он – один. Путешествие из Москвы в Петербург. Потому что в Москве Инны нет. И в живых ее нет. Но след – в Петербурге. Так все сложилось…

Майор Борисенко прокачал по своим каналам. Любое мало-мальски серьезное происшествие, повлекшее насильственную смерть или увечья, было бы зафиксировано. Учитывая, что город уже вторую неделю, такое впечатление, на осадном положении (да-да! вот что изменилось в Москве, пока Колчин с командой пребывал в Японии, – наматывая километры по столице до урочного вчерашнего часа с Баймирзоевым, Колчин мельком недоумевал, откуда и зачем их столько – спецвойск в «пятнашках»): нагнетали атмосферку в связи с Чечней, готовились к терактам, проверяли всех и вся, о любом инциденте докладывали по команде. Но ничего похожего, ничего связанного с… Инной не было. Ни вчера, ни позавчера, ни за последние две недели.

Патологоанатом Штейншрайбер прокачал по своим каналам. Вся мобильная медицина тоже пребывала в состоянии «товьсь!». Мертвяков по Москве было много, но не выше нормы, если можно в данном контексте говорить о норме. Среди мертвяков процент неопознанных тоже не превысил норматива. Среди тех, кто жив, но доставлен в больницы с травмами, несовместимыми с жизнью, но пока жив… Инны не было.

Папа О, Бай-Баймирзоев, заверил уважаемого ЮК, что никто из его… коллег понятия не имеет о «коробочке», устроенной Колчину двумя «байерами» на шоссе. Случайность исключена, такую «коробочку» надо готовить заранее. Никто ее не готовил – из числа известных Баю коллег. А Баю известны все реальные коллеги. И про жену уважаемого ЮК никто из реальных коллег не знает. Зачем бы им ТАК рисковать собой, своим положением, жизнью. Уважаемого Колчина уважает не только Бай. Настолько велико уважение, что окажись пропажа жёны уважаемого Колчина по нелепой случайности на совести кого-либо помельче из криминального мира, кого-либо, сдуру затолкавшего женщину в машину, а потом закопавшего ее в лесочке… Такого неграмотного вычислили бы в течение часа и привезли бы в багажнике его же машины – показать ЮК, если у ЮК крепкие нервы. Нервы крепкие, но привезти неграмотного дурака не привезли – не нашлось такого. Во всяком случае, в Москве. Точно, что не в Моркве.

В Москве Инны нет. И… в живых ее нет. Надежды питают лишь юношу. Несчастный случай не исключен, однако тогда бы Штейншрайбер обладал информацией. Чей-то умысел не исключен, но что за умысел?! Если Инну взяли заложницей, то заложницей чего?! Тогда должна быть так называемая предъява. Не может не быть предъявы. Иначе зачем брать в заложницы? Объявитесь! Никто не объявился. Только чьи-то «жучки» усиками шевелят в квартире Колчиных. Чьи? (Не криминальные, по уверению Бая. Не блюстительные, по уверению Борисенко.) Но чьи-то. А значит, исчезновение Инны – не случайный… случай. Кому и зачем понадобился востоковед, специалист по древним рукописям? По древним рукописям, но древним рукописям… Кража. Публичка. Супруги Сван – в Израиле. Подельники – там же. Соучастник, генерал Фима, – в тюрьме, в Москве. До Кублановского Колчина допустят не ближе бюро пропусков Лефортово. На каком основании? Только на том, что в Ленинграде украли книжки, а жена Колчина, как раз специалист по книжкам, была тогда же в Ленинграде? И где она сейчас? А почему Колчин уверен, что подследственный Кублановский об этом знает? Только потому, что у генерала Фимы в личном пользовании имеются два БМВ, если верить сообщениям прессы?.. Подите, гражданин, выпейте воды и успокойтесь!

Колчин выпил воды. Чашку. Не от излишнего волнения…

Самурай, идя на войну, выпивает чашку воды. И это означает: «Прощайте навек». Никакого мелодраматизма. Традиция. Таким ритуальным действом воин обозначает прерывание всех нитей, связывающих с семьей или с кем бы то ни было из прежних близких. Чтобы, так сказать, не висели на руках. Воевать следует, не отягощая ум грузом мыслей о чем-либо, кроме одного: воевать. С риском для жизни… Что, кстати, тоже лишняя отягощающая мысль – с риском для жизни. Ибо элемент бусидо, как раз применимый и к сегодняшним условиям, – презрение к смерти, а ТОЧНЕЕ – презрение к жизни.

«В течение моей долгой жизни я лично сражался в 90 битвах, и 18 раз мое положение было таково, что смерть казалась неизбежной. И если я при этом все же избег опасности, то только благодаря учению буддийских жрецов, что жизнь ничего особенного из себя не представляет… Тот, кто твердо усвоил это основное положение о ничтожестве жизни, тот всегда выйдет победителем из всяких опасностей, в жертву которым падут другие»… – так сказал в своем завещании сёгун Иэясу Токугава, mom самый, который переселил микадо из Киото в Токио.

(Да-да, Сёгуна тоже пришлось опять переселить к Борисенкам. К большому удовольствию Тёмы-и-Тёмы, к большому неудовольствию Сёгуна, кота помойного, но тоже в некотором роде прежнего близкого. Прерывание всех нитей – это прерывание ВСЕХ нитей. Неизвестно, сколько ЮК пробудет в Питере, – нет у него, понимаете ли, других мыслей, как только: накормлен Сёгун или мяучит в голодной агонии!).

Мысль о том, что Инны нет в живых, тоже… освобождала. Иначе – груз: вдруг еще жива, вдруг война Колчина ей повредит, вдруг еще можно договориться?

Нельзя. Ибо – не с кем. Предъявы не было. Если предъявы нет в течение двух с лишним суток, пока Колчин дома, если предъявы в любом виде не было в течение почти двух недель с момента Инниного отбытия в Питер, а иных-других вестей ни от нее, ни от кого-либо нет…

Презрение к жизни в экстремальных обстоятельстваxКолчин в себе выработал давно (иначе не стоило выходить на татами – не в том смысле, что Косики Каратэ смертельно опасная школа, но если начнешь задумываться о том, как бы поберечься, сливай воду…). Но за жизнь (и-или смерть) прежних близких перед ним должны держать ответ. Кто? А это предстоит выяснить. Всякая война начинается с разведки. Не исключено – разведки боем. В Санкт- Петербурге. Инна, как стало ясно, оттуда не вернулась. В Москве ее нет… И в живых ее нет… И – не должно быть в живых того или тех, кто прямо ли, косвенно ли поучаствовал в том, что Инны – нет.