Файт Этцольд - Крой тела

Может, ему достаточно знать, что он хотя бы повстречал женщину своей мечты, пусть даже никогда не сможет засунуть в нее член? А может, он не хотел казаться самому себе неудачником, который не воспользовался шансом, пусть даже самым ничтожным? Может, он встретился с ней лишь для того, чтобы потом, мастурбируя, ясно представлять ее себе?

Сможет ли этот тип когда-нибудь стать убийцей? Одним из тех, кто способен променять женщину в кафе на вскрытый и выпотрошенный труп? Ведь мертвые женщины не говорят «нет». Я никогда этого не узнаю, но мысль интересная.

Жасмин вернется воскресным вечером. Этого не написано на страничке «Фейсбука», просто я подобрал чек от ее железнодорожного билета. Поэтому в воскресенье я уйду из дома.

Я подожду Жасмин в ее квартире. И я ее убью.

Вечерние сумерки превратили небо в такое же море отсветов, как свечи — своды собора. Клара села в служебную машину, престарелую «ауди», проехала по Унтер ден Линден, потом свернула налево, на Фридрихштрассе, в направлении Темпельхофа, к Управлению уголовной полиции Берлина.

Клара работала в комиссии по расследованию дел об убийствах, в отделе судебной экспертизы и патопсихологии, который недавно расширили. Чем больше город, тем больше в нем душевнобольных, и Берлин не был исключением. Судебная коллегия не хотела, чтобы ее обвинили в бездействии.

Клара решила пробыть в кабинете еще пару часов, встретиться с коллегой, поработать с несколькими документами по старому делу и потом поехать домой. До 23 октября, дня, который прибавил Кларе хлопот, неделя прошла довольно спокойно. И это было просто необходимо. Последнее дело, которое она распутала вместе с начальником, директором уголовной полиции Винтерфельдом, стало сущим кошмаром — охота на Оборотня, убийцу-психопата, который оставил в Берлине кровавый след. Он зверски убил семь женщин, насиловал их до и после смерти. У всех участников этого дела нервы были просто на пределе. К тому же начальник городской полиции приказал держать прессу на расстоянии, что в данном случае было весьма проблематично.

Клара свернула на Фридрихштрассе и поехала к большому зданию-коробке, которое возвышалось среди классических фасадов старого города.

Клара часто работала с Винтерфельдом (59 лет, дважды в разводе), но так и не смогла узнать его до конца. Он, непробиваемый прагматик, не допускающий дурачеств и глупостей, всегда говорил со всей серьезностью, но в то же время это казалось маской. Его звездный час, тогда еще, в Гамбурге, настал, когда он поймал Пакетного убийцу — педераста, который надевал целлофановые пакеты на головы детям, насилуя их. Его возбуждало, когда сопротивление детей все уменьшалось из-за нехватки кислорода, пока они не теряли сознание и не умирали. Мужчина работал преподавателем в профессиональной школе и был одним из тех, кто организует там новогодние концерты и первым сметает только что выпавший снег с крыльца. Просто душа-человек.

Ханна Аренд выработала понятие «банальность зла». Подобным неприметным преступником был и Джон Уэйн Гейси. Или Генрих Гиммлер. И Клаус Бекманн, Пакетный убийца, был одним из таких.

Винтерфельд взял тогда под свою опеку Клару, а также Сару Якобс, тоже молодого талантливого комиссара, которая через пару лет, когда Клара начала работать в комиссии по расследованию убийств, перешла в отдел по борьбе с экономическими преступлениями. Клара долгое время не видела ее. Ходили слухи, что Сара раскрыла громкое дело и теперь живет под новой фамилией в другом месте, пока буря не успокоится.

Сара была словно младшая сестра Клары, этакая «большая младшая сестра». Темно-русая и кареглазая, полная противоположность Кларе — брюнетке с голубыми глазами и южноевропейскими чертами лица, в венах которой текла итальянская, испанская и немецкая кровь.

Ей не хватало Сары в сфере деятельности, где доминировали мужчины. Большинство комиссаров и служащих высшего звена были мужчинами, как и бóльшая часть преступников.

Клара с Сарой часто сидели в теплые летние вечера на Шёнхаузер-аллее, на балконе, попивая белое вино и болтая. Ничто так не напоминало о лете, как цвет охлажденного белого вина в заиндевевшем бокале в лучах заходящего солнца. Для Сары это была настоящая разрядка. Никакого официанта, которого нужно ждать часами. Никаких туристов, которые вваливаются в кафе с полными рюкзаками, расталкивая всех толстыми задницами. Никакой действующей на нервы музыки, которой бармен безуспешно пытается развлечь посетителей. Только столик, пара стульев и белое вино. И прохожие внизу, на улице. Слышны разговоры соседей, позвякивают звонки велосипедов. Из открытых окон автомобилей долетает музыка, которая становится все тише, когда машина ускоряется на светофоре. И на все это накладывается чириканье воробьев и воркование голубей.

Они разговаривали о делах, о коррумпированных чиновниках экономического сектора, контрабандистах и торговле людьми, о разбойных нападениях со смертельными случаями, об убийствах в состоянии аффекта и серийных убийцах.

Но часто они разговаривали и на абсолютно нормальные темы: о прочитанных книгах, о выставках, которые как раз проходят в городе, и, конечно, о мужчинах, среди которых симпатичные зачастую оказывались совершенными занудами, а незанудные норовили той же ночью очутиться у них в постели.

По уклону Хоринерштрассе, где жила Клара, иногда из земли выныривал поезд, чтобы проехать несколько сотен метров над улицей по металлическому мосту, на время превратившись из метро в городскую железную дорогу, и на склоне Борнхольмерштрассе снова исчезнуть под землей.

Клара не могла не вспомнить о Винсенте, друге Сары, который в один из вечеров пересказывал страшную историю Лавкрафта. В Антарктиде исследователи нашли в пещере гигантского червя, он ползал в туннеле подо льдом и своими размерами свел с ума нескольких членов экспедиции. «Вещь, которая не может существовать», — так назвал червя Лавкрафт. Один из ученых, оказавшийся в конце концов в психушке, до конца своих дней что-то бормотал о нью-йоркских станциях метро «Бэттери-парк» и «Централ-парк».

— Но все дело не в черве, ужасном и странном, — сказал тогда Винсент, — все дело в метро. Современный мир пытается победить монстров прошлого, но при этом создает новых чудовищ, которые иногда еще более ужасны.

Клара поняла, о чем говорил Винсент, когда из-под земли, громыхая, вылетел поезд, словно гигантский угорь, хватающий насекомых с поверхности воды. Архетипы, как говорил Винсент, глубоко укореняются в нас. Мы знаем, что не существует чудовищ, но боимся их, потому что этот подсознательный страх столь же стар, как и само человечество.