Грег Кайзер - Самая долгая ночь

Маус опустил окурок в полупустую чашку, и тот, зашипев, потух. Он не мог думать, пока в соседней комнате под этими двумя скрипит кровать.

Он оделся и, подняв с пола ботинки, в одних носках прошел в кухню. Зажег газовую конфорку и поставил на нее кофейник. Ожидая, когда вода в нем закипит, сел за стол. Это было более подходящее место для раздумий. В кухне было тихо. Сюда, в заднюю часть дома, доносился лишь приглушенный шум уличного движения.

— Вы хотите вернуться обратно? — позавчера вечером поинтересовался у него О'Брайен. — Или остаетесь там?

Слова ирландца подсказали ему интересный план.

Да, в Голландию мы полетим, думал он. Я, во всяком случае, полечу. Но я не дам О'Брайену улететь обратно без меня. Я вылезу из самолета и заставлю ирландца меня подождать. Шлепну Кагена, обоих Схаапов и коротышку Йоопа. Не в Лондоне, как он поначалу решил, — собственно, только ради этого ему и понадобился пистолет с глушителем, а там, на месте. А что потом? Потом он на самолете вернется в Лондон, на неделю заляжет на дно. Заберет деньги из банковской ячейки и придумает способ, как возвратится в Нью-Йорк. Это на редкость надежный план. Как говорится, комар носу не подточит.

С ним не идут ни в какое сравнение его прежние замыслы. Исчезнуть прежде, чем остальные вылетят в Голландию, он не может. Каген оправит телеграмму Бергсону, и тот сообщит Мейеру Лански, что Маус бесследно исчез. Разумнее всего устранить этих типов не в Лондоне, а в Голландии. Он совершенно не знает Лондона и понятия не имеет, где устроить ликвидацию. Копы могут найти их тела, опознать, это дело просочится в газеты, и Мейеру Лански рано или поздно станет известно о случившемся. В Голландии они просто исчезнут, и никто не узнает, где именно и при каких обстоятельствах.

Так что, хочешь не хочешь, а ему придется их ликвидировать. Если этого не сделать, а они каким-то чудом вернутся в Англию, то Лански все-таки узнает правду. Оставлять свидетелей в живых нельзя. Если, конечно, ему не хочется до конца жизни ходить крадучись и вечно оглядываться через плечо.

Когда этих четверых не станет, — Маус старался при этом не думать о Рашель, но ее лицо упорно возникало перед ним в прицеле его «смит-и-вессона», — ему ничто не помешает придумать любую историю про то, как это случилось. Например, сказать, что они попали в западню, устроенную немцами, немцы схватили их всех, кроме него. Что ж, звучит вполне правдоподобно. «Нам почти все удалось, мистер Лански, но нацисты сцапали их, а мне лишь чудом удалось сбежать». Нужно придумать историю, хорошую историю, убедительную, чтобы Лански ничего не заподозрил. Впрочем, у него будет время, чтобы все хорошенько продумать. Самое главное, сейчас он решил для себя, — как только они ступят на землю Голландии, он шлепнет всех четверых.

Беспокоило его лишь одно. Он никогда не убивал женщин и не знал, как это бывает. Однако ничего другого ему не оставалось. Если он хочет заполучить эти денежки, устранить придется всех.

Вода закипела. Маус заварил кофе — такой же крепкий, что и Рашель вчера утром. Налил себе чашку, снова сел и закурил.

Придется заплатить Джеку Спарку за стволы, от этого никуда не денешься. Иначе можно вызвать подозрения у Кагена. С учетом тех денег, которые он уже дал Спарку, за пистолеты придется выложить более двенадцати тысяч. Еще четыре тысячи он отдал О'Брайену. Еще почти шесть тысяч придется отдать ирландцу, когда они приземлятся в Голландии. Выходило — Маус мысленно произвел подсчеты — почти двадцать две тысячи. Допустим, что еще пять тысяч уйдут на непредвиденные расходы и те траты, на которые он будет вынужден пойти в то время, когда заляжет на дно в Лондоне, и на то, чтобы добраться обратно в Нью-Йорк. Таким образом, остается семьдесят три тысячи. Чтобы заработать такие деньги, выполняя задания Лански, ему пришлось бы вкалывать целых шесть лет.

Хороший, надежный план. Он точно должен сработать.

Маус вытащил из кармана брюк телеграмму, полученную накануне от Мейера Лански. Ее принес мальчишка-рассыльный.

ОХОТНО ПОЛУЧУ ТЫСЯЧУ ТЮКОВ МИСТЕРА ЭЙТХЕЙЗЕНА ТЧК СДЕЛКУ ДЖЕКОМ ПРЕКРАТИТЬ ЗПТ НЕ ЕГО ДЕЛО

Двенадцать слов. Лански никогда цента лишнего не потратит. Правда, не совсем понятно место, в котором упоминается Джек Спарк. Может, отшить Спарка, показав ему телеграмму? Или это просто напоминание о чем-то таком, что Маус и без того знал?

В кухню вошла Рашель.

— Мне показалось, будто запахло кофе, — сказала она и потянулась за кофейником и чашкой. Маус торопливо спрятал телеграмму под невысокую стопку бумаг, лежавших тут же на столе. Это были нужные им географические и морские карты, таблицы приливов, какие-то списки.

— Где Каген? — спросил Маус. Рашель молча села за стол. Ее волосы были зачесаны назад.

— Спит, — коротко ответила она, беря чашку и не поднимая на него глаз.

Маус понял: ему срочно требуется причина ее возненавидеть. Тогда будет легче сделать то, что он задумал. И он не стал терять времени даром.

— Почему вы с ним спите? — спросил он.

Рашель подула на горячий кофе. Отвечать она явно не собиралась.

— Поймите, из этого ничего не выйдет, — продолжил Маус. — Ведь он еврей, а вы не еврейка, верно? Он вам говорил, сколько немцев убил? Если не говорил, то еще скажет, готов на что угодно спорить.

— Там, откуда я родом, мистер Вайс, люди не задают таких вопросов.

— Вы обманываете себя, если считаете, что он в здравом уме, — продолжил Маус. Он попытался разозлиться, накрутить себя, внушить себе, что она — глупая шикса, жаждущая еврейского члена, как какой-нибудь диковинки, или что она спала с отбросами вроде Кагена, потому что она сама такая, но, как ни старался, у него не получалось. Начать с того, что ему еще ни разу не доводилось видеть, чтобы кто-то так убивался из-за какой-то там еврейки.

— Кроме того, он еврей, на тот случай говорю это, если вы забыли. И еще он… — добавил Маус, собираясь сказать, что Каген когда-то убивал невинных женщин и детей, однако неожиданно замолчал. Ведь он готов сделать то же самое. Разве в его планы не входит убить и ее?

— Вы странный человек, — отозвалась Рашель, глядя на него из-за края чашки. — Зачем вы мне это говорите? Какое лично вам до этого дело?

Маусу было нечего ответить на ее слова.

— Я люблю Пауля, потому что он простой человек, мистер Вайс, — наконец проговорила она. — Для него мир представляется черно-белым. — Она поставила чашку и посмотрела Маусу прямо в глаза. Ее собственные глаза снова изменили цвет. — Когда я с ним, мне тоже все кажется черно-белым.

Маус закурил сигарету, прикурил от нее еще одну и протянул ее Рашель. Она, не спуская с него глаз, тоже сделала затяжку.

— Черно-белый мир. Мне, пожалуй, он тоже нравится, — произнес он.