Джейн Андервуд - Часы пробили смерть

Но вопреки очевидной безысходности ее положения, Патрицию не оставляла мысль о путях спасения из этого жестокого колдовского плена: «А что если я с шумом упаду на пол? Может быть, это прервет страшный мистический спектакль?» Патриция попыталась согнуть колени. Безуспешно! Она стала абсолютно беспомощной. Похоже, ей все же придется покориться своей горькой судьбе! Что бы с ней сейчас ни произошло, она не в состоянии оказать ни малейшего сопротивления! «Ради всего святого! Почему никто не приходит спасти меня из этого кошмарного плена?» – отчаянно стучало в голове у Патриции.

Почему никто в замке не хватился ее?

Неужели ее отсутствие осталось незамеченным?

И как только Господь допускает, чтобы ее постигла такая страшная участь?

Но в тот самый момент, когда отчаяние полностью захлестнуло несчастную девушку и она уже была готова смириться с самым худшим, ей вдруг показалось, что мерцающая зеленоватая вуаль странным образом ослабила свои удушающие объятия. Это была хоть и маленькая, но надежда на спасение. А когда отвратительная зеленоватая вуаль, в которую она была затянута, как мумия, начала постепенно разматываться, Патриция решила, что самое страшное уже позади. Прозрачная, почти невесомая вуаль, свернувшись спиралью, начала подниматься к сводчатому потолку библиотеки.

Если бы Патриция не была так напугана, она заметила бы внезапно появившееся странное сияние, но девушка только лихорадочно шептала:

– Спасибо тебе, Господи, что ты спас меня от мучительной смерти и не позволил дьявольской силе отнять у меня жизнь!

Девушка попыталась отдышаться, глубоко забирая в легкие воздух, но уже в следующую секунду с ужасом и отчаянием поняла, что все ее надежды на чудесное спасение оказались иллюзорными: кошмарное видение не исчезло!

С все нарастающим чувством страха Патриция наблюдала, как отвратительный зеленоватый змей из тончайшего шелка начал с бешеной скоростью вертеться вокруг невидимой оси и, как торнадо, взвился к высокому потолку библиотеки. При этом легкая, как перышко, прозрачная ткань постепенно уплотнялась, и зеленоватый змей начал превращаться в непрозрачную гигантскую фигуру с четкими очертаниями. Затаив дыхание и трепеща от ужаса, Патриция наблюдала это превращение зеленоватого шелка в странное чудовище. За какие-то доли секунды ткань уплотнилась, образовав гигантское туловище, начавшее медленно спускаться от сводчатого потолка библиотеки на натертый до блеска паркет.

«Именно так я и представляла себе в детстве чудовищ из волшебных сказок «Тысячи и одной ночи», – мелькнуло в голове у Патриции, но в следующий момент грубая реальность вырвала ее из мира сентиментальных детских воспоминаний. Кульминация опасных событий, в центре которых она волей-неволей оказалась, была еще впереди!

* * *

Обвитый мерцающей зеленоватой вуалью призрак постепенно снижался и, как только он достиг пола, свет электрических свечей трех огромных бронзовых люстр начал мигать и колыхаться, как пламя на ветру, а затем разом погас, и в необъятных залах библиотеки воцарилась непроглядная тьма.

В тот же самый момент из темноты возникли фигуры призраков с огромными карикатурными головами. Они нетерпеливо выступали изо всех углов, словно наконец-то дождались своего звездного часа. Казалось, что библиотечные залы превратились в ведьмино логово, скрывающее тысячи и тысячи кровавых преступлений и постыдных тайн, в логово, в котором таится могучее Зло.

Кожа Патриции покрылась мурашками, по спине лились струи холодного пота. Обезумев от страшного предчувствия, она едва осмеливалась дышать. Вся эта мистическая картина сопровождалась жутким эхом, вторившим короткой мелодии старинных часов с боем и все больше и больше искажавшим ее, пока она, наконец, не смолкла с последним пронзительным звуком.

Дрожа от внезапно охватившего ее холода, Патриция глубоко втянула голову в плечи в тщетной попытке защититься от надвигавшейся опасности. «Вот теперь меня может спасти только чудо!» – подумала она в отчаянии, чувствуя себя бесконечно несчастной и абсолютно беспомощной перед лицом непостижимого человеческим разумом мистического действа. Но хуже безмерного ужаса перед неизведанной угрозой был ее страх лишиться рассудка!

Тем временем шокирующий спектакль, разыгранный нечистой силой, подходил к своей кульминации. Огромный, окутанный мерцающей зеленоватой вуалью призрак ожил, начав двигаться, как будто в него вдохнули жизнь. Внезапно слегка фосфоресцирующая ткань в одном месте разошлась, образовав небольшое отверстие, в которое тут же высунулась огромная костлявая рука, державшая на ладони блестящий предмет из золота.

Не веря своим глазам, Патриция уставилась на ярко сияющий золотой предмет. Он напоминал дорогие старинные часы с боем в корпусе из чистого золота. «Наверное, это те самые часы, мелодию которых я слышала, и которая завершилась такой ужасающей какофонией?» – спросила сама себя изумленная девушка. И, словно отвечая на ее мысленный вопрос, часы снова завели уже знакомую Патриции мелодию. Эту странную мелодию, состоящую из бесконечно повторяющихся одних и тех же музыкальных фраз и не похожую ни на одно музыкальное произведение, которое юной леди доводилось слышать раньше, Патриция узнала бы из тысячи других.

На несколько секунд она поддалась колдовским чарам, забыв о только что пережитом страхе, но тут же вновь погрузилась в его пучину, вспомнив, что чарующая мелодия – это только завязка того ужасающего мистического спектакля, невольной зрительницей и непосредственной участницей которого она стала. Колдовские чары мгновенно рассеялись, и страх и отчаяние снова завладели несчастной девушкой.

Мелодия часов становилась все фальшивее, пока, наконец, не стала походить на звук металлической иглы патефона, скребущей по закончившей проигрыш тяжелой лакированной пластинке двадцатых годов минувшего века. Холод усилился, повредив механизм маленьких старинных часов. Их фальшивая мелодия превратилась в пронзительную какофонию, от которой у Патриции едва не лопнули барабанные перепонки. Ее отчаянные попытки заткнуть руками уши не удались – руки по-прежнему не желали подниматься, бесполезно свисая вдоль тела, как плети.

Патрицию снова охватила паника. Но на этот раз она подумала, что все, что она здесь видела и слышала, никак не могло произойти в реальной действительности, а значит, являлось плодом ее больного воображения и поврежденного сознания. Мысль о том, что она, возможно, сошла с ума, сковала ее мозг панцирем, дыхание стало походить скорее на предсмертный хрип, дрожь в коленях усилилась настолько, что она уже не могла устоять на ногах и опустилась на колени. Ее взгляд был неотступно устремлен на маленькие золотые часы, лежавшие на омерзительной костлявой ладони.