Шарлотта Буше - Мужеубийца

Annotation

В подвале послышался какой-то шорох. Эдвард? Он что, тоже в подвале? Его тоже столкнули с лестницы? Нет, в этом не было никакого смысла, никакой логики. Но люди не всегда поступают логически и совершают иногда бессмысленные вещи. У меня раскалывалась голова, и я слегка сжала виски руками. Тут же почувствовала под руками что-то влажное и липкое. Это была кровь!

Шарлотта Буше

Читайте в следующем номере

Шарлотта Буше

Мужеубийца

В подвале послышался какой-то шорох. Эдвард? Он что, тоже в подвале? Его тоже столкнули с лестницы? Нет, в этом не было никакого смысла, никакой логики. Но люди не всегда поступают логически и совершают иногда бессмысленные вещи. У меня раскалывалась голова, и я слегка сжала виски руками. Тут же почувствовала под руками что-то влажное и липкое. Это была кровь!

* * *

Марк утверждал, что в Дартмуре дождь идет в среднем двести восемнадцать дней в году, а в остальные дни здесь царит туман. Кто-то был вынужден здесь жить, а кому-то даже нравилось. Я не была обязана здесь жить, и мне здесь не нравилось.

Но зачем же я тогда отправилась в дом, уже многие поколения принадлежавший семье Лэндфордов? Я ведь знала, что здесь меня не особо будут рады видеть. Во время судебного процесса мне стало ясно, что Сара и Эдвард Гиббонс теперь мои враги. Они оба управляли домом и считали меня убийцей собственного мужа, Марка Лэндфорда.

В какой-то степени, я могла понять эту пару. Они любили Марка и были готовы ради него на все. То, что моему защитнику удалось выбить для меня оправдательный приговор, было похоже на чудо. Меня отпустили за недостаточностью улик.

Я собиралась найти истинного убийцу. Пожалуй, это была единственная причина, почему я не уехала из Англии и сейчас направлялась в Лэндфорд-Хауз. Найду ли я именно в Дартмуре того, кто застрелил моего мужа? Но нужно начать поиски хоть откуда-то.

Многие из друзей мужа жили неподалеку, и с большинством из них я была знакома. Большое впечатление на меня произвел Даниэль Синглтон. Я знала, что нравлюсь ему. Такое чувствует каждая женщина.

Именно показания Даниэля способствовали тому, что с меня сняли обвинения. Он также позаботился о том, чтобы меня защищал хороший адвокат.

С Марком мы были женаты два года; половину этого времени мы прожили в Лондоне, другую половину провели в Лэндфорд-Хаузе. В Марке уживалось две души. В Лондоне он был успешным, серьезным бизнесменом, и это неуемное рвение к работе сделало его весьма состоятельным человеком. Но в поместье он становился беззаботным и беспечным, как мальчишка. Здесь он обычно носил джинсы и старые свитера. Мы наслаждались каждой минутой, проведенной вместе. Я любила Марка…

Все говорило против меня. На револьвере Марка, который нашли в моих руках, были лишь его и мои отпечатки пальцев. Сама я лежала рядом, видимо, ударившись головой о камин и при этом потеряв сознание. Или меня кто-то ударил. Когда я пришла в себя, то вокруг уже суетилась полиция. Марк был мертв, его убили несколькими выстрелами в грудь. Меня арестовали, а то, что происходило потом, стало для меня одним сплошным кошмаром…

Я подумала, почему бы не поехать в Эксетер к Даниэлю Синглтону? Нет, невозможно! Даниэль жил не один, а с подругой Амандой Коттон, по совместительству секретаршей – красавицей с иссиня-черными волосами и с огромными серыми глазами, на полголовы выше меня и с потрясающей фигурой..

Я выглядела по-другому: поменьше ростом, стройная, с рыжими волосами и голубыми глазами. Марк искренне любил меня. Он был большим и сильным мужчиной; ему доставляло огромное удовольствие поднимать меня и кружить, как ребенка.

– Марк, – произнесла я тихо, – мой милый Марк…

Мои глаза наполнились жгучими слезами. Когда я пересекла старинный мост и позвонила в звонок, ворота вдруг распахнулись. В свете фар показался Эдвард Гиббонс, которого я последний раз видела в зале суда. Он неприветливо махнул мне рукой, разрешая проехать дальше.

* * *

Я остановила машину у входной двери. То, что Гиббонс ждал меня у садовых ворот, подтверждало, что моя телеграмма до них все-таки дошла.

Я догадалась, почему не вышла Сара. Она с трудом терпела меня в этом доме. Но вот дверь открылась, и в проеме возникла Сара. Злобное выражение ее лица подтвердило мои опасения. Я заставила себя улыбнуться:

– Добрый вечер, миссис Гиббонс, – вежливо поприветствовала я женщину. – Надеюсь у вас все в полном порядке.

«Что за чушь я несу!» – тут же сказала я себе.

– В порядке? – с гневным блеском в глазах переспросила она. – Как может быть все в порядке, если у убийцы моего Марка хватает наглости сюда заявляться? Я ничего не могу сделать против вас, миссис Лэндфорд. Но если есть на свете справедливость, то вскоре у меня и у моего мужа появится возможность вышвырнуть вас отсюда. Сейчас у нас связаны руки.

Она нехотя отошла в сторону, пропуская меня в дом.

– Миссис Гиббонс, вот ключи от моей машины, – сказала я холодно. – Попросите своего мужа, чтобы он отнес мой багаж в мою комнату.

Мне было ясно, что сейчас нельзя поддаваться давлению. Гиббонсам платил адвокат моего мужа, и пока не было никаких других распоряжений, они были вынуждены подчиняться. Либо им пришлось бы покинуть Лэндфорд-Хауз.

Сара Гиббонс была достаточно умной женщиной, чтобы это понимать. Она кивнула:

– Я приготовила для вас комнату для гостей, – послышался сзади голос Сары.

Я остановилась, пару секунд стояла спиной к ней, а затем медленно обернулась:

– Я не планировала спать в комнате для гостей. Скажите своему мужу, чтобы он принес мой багаж в комнату, где я жила со своим мужем.

Я зашла в спальню, включила ночник с красным абажуром на одной из прикроватных тумб и опустилась на край французской кровати. Мне бесконечно не хватало Марка. Он очень любил эту спальню с темно-зелеными шторами на окнах и медового цвета паркетом. Никогда не забуду тот день, когда Марк перенес меня через порог этой комнаты и бережно положил на кровать. От воспоминаний о его нежных поцелуях у меня выступили слезы на глазах…

Я поднялась, подошла к окну и слегка отодвинула штору. Отсюда хорошо просматривался семейный склеп. Большая луна сияла на ночном небе, заливая парк бледным светом. Мой взгляд задержался на увитом плющом каменном здании. Когда Марка хоронили здесь, я сидела в камере предварительного заключения.

– Мадам, ваши вещи, – отвлек меня от печальных мыслей низкий голос Эдварда Гиббонса.

Я опустила край шторы и обернулась. От колючего взгляда мужчины с перекошенным от злобы лицом меня передернуло. Его голос был не менее враждебным, чем выражение лица.