Сергей Анисимов - Кома

– К 8.45.

– Успеешь. Но, знаешь что… Эти твои догадки – это ерунда. Дело в чём-то другом.

– За мной ходят, дед, – сказал ему Николай вместо ответа на прямой вопрос. Отвечать было нечего; сейчас, окончательно проснувшись, он думал точно так же.

– В смысле?

– Ходят. Смотрят со стороны. Давят на нервы. В субботу я ехал в метро и чуть не свихнулся от страха, что сейчас что-то случится. А когда меня резали – ничего. Нормально. Сбежал, радовался, а теперь думаю: а если это он -Дашу…

Задержавшийся в проёме двери, пока он одевался, Алексей Степаныч поводил челюстью влево-вправо, будто жевал язык.

– Тогда… Когда тебя резали, подойдя сзади. Ты через правое плечо повернулся?

– Нет.

Николай задумался на минуту, – как оно было.

– Через левое, – не очень уверенно сказал он. – Но это не просто поворот был. Я вот так…

В одних джинсах он прошёлся по комнате и показал.

– Молодец, – без иронии сказал дед, посмотрев. – Меня в своё время в госпитале один наш лётчик научил, что когда подходишь, – то если нужно, чтобы тебя не видели до последней секунды, надо подходить справа. Если человек услышит или почувствует тебя сзади – он, скорее всего, обернётся налево. Но то, как повернулся ты – это выход. Прямо балет.

Они разговаривали уже почти в полный голос. Наталья Евгеньевна прошла по коридору, заглянула в комнату на полуодетого Николая, и ушла в ванную. Зашумела вода.

– Приходи вечером, – приказал дед Лёша. – Я за это время как следует подумаю. В моём возрасте это дело не быстрое. И не бери в голову то, что я тебе сегодня наговорил. Это так, – возрастное. Меня жена второй год пилит, что я старый параноик.

«Угу, а я себя – что молодой» – подумал застёгивающий пуговицы той же рубахи Николай. «Вот такая у нас семейка. Как там, у Ильфа в «Записных книжках»: «Два брата шизофреника, два брата неврастеника»». Он улыбнулся деду, хотя радоваться было нечему, да и шутка была невесёлая. К разуму, своему и чужому, нужно относиться с уважением.

Крепко позавтракав, и выпив две чашки чая одну за другой, Николай с чувством, как только смог, поблагодарил хозяев за гостеприимство. Те смеялись и махали на него руками, раз пять напомнив, что ждут его ещё. Дед Лёша уже успел сказать жене, что им нужно будет вечером ещё поговорить по делу, и она с утра была озадачена закупкой чего-то там для пирогов: не то яиц, не то дрожжей, – вникать Николай не решился, зная, что это ему всё равно не дано. Когда он, наконец, женится (а на такое он всё же мог надеяться, если ему удастся пережить всё это дерьмо), то жена должна будет готовить ему целыми днями. Потому что поесть он любит.

Доведя эту неглубокую мысль до полностью осчастливленной Натальи Евгеньевны, Николай сбежал вниз по лестнице, разглядывая незамеченные им вчера обновления надписей, выцарапанных и выведенных на стенах. «Зенит – Чемпион». «Катька – дура», ниже: «Сам дурак». Стандартные тексты любого не закрывающегося на кодовый замок подъезда Петербурга -культурной столицы России. «Nurrl/Pitx3» – что бы это значило? «Начиная с майора, на похоронах играет оркестр». Ого! Он приостановился: надпись была совсем свежая, сделанная жирным тёмно-синим маркером на стене верхнего лестничного пролёта между вторым и первым этажами. Вряд ли её сделал дед Лёша, и, кстати, надо бы у него спросить, действительно ли это так.

Выйдя на улицу, Николай тщательно огляделся. Ветер гнал по небу рваные сероватые облака, и дождя, вроде, не предвиделось. Впрочем, в Петербурге это не значило ничего – дождь мог начаться здесь круглый год и в любую минуту.

Не слишком, для разнообразия, торопясь, и прикрывая дыру в куртке сумкой, он дошёл до клиники пешком по цепочке проходных дворов и улиц – по Малой Монетной мимо таксопарка, и дальше – мимо «адмиральского» дома на улицу Рентгена. А там уже рядом. На территорию Университета доктор Ляхин прошёл через въезд «скорой помощи» у общежития иностранных студентов. Как сказал он себе – просто потому, что так в этот день было удобнее.

Рабочий день не принёс ни новостей, ни особых неприятностей. Кто бы, впрочем, сопротивлялся. К среде надо было выписывать одну из кардиологических больных – до следующего раза, больные такого профиля обычно возвращаются. Свердлова его решение утвердила, задав несколько несложных вопросов по последним электрокардиограммам и анализам, и ни словом не намекнув на сказанное ей вчера вечером. Откуда это у неё взялось, интерн Ляхин не мог даже предположить – слишком ещё плохо он её знал. На отделение прибыл эксперт из микологического центра Минздрава, он же НИИ медицинской микологии. Эксперт ходил по отделению, разговаривал с врачами. Такую мелочь, как интерны, вниманием он не удостоил, но в коридорах вывесили набранное жирным компьютерным шрифтом объявление о том, что к заключению дня миколог прочтёт в конференц-зале семинар с понравившимся всем замечательным названием « Галактоманнан/ Итраконазол/Каспофунгин ». В конце концов, даже если больных убивал не какой-то новый комбинированный инвазивный микоз, диабет это всегда фактор риска, и лекция могла оказаться явно полезной.

Вообще, настроение на отделении было интересное. Странное. Речь о закрытии так пока и не шла, но в воздухе гуляли безумные, порадовавшие бы любого психиатра конспирологические теории с тайно травящими больных «убийцами в белых халатах» и СВЧ-излучателями, спрятанными в подсобках гэбэшниками для испытания на беззащитных людях. На каждую такую возникшую среди них теорию, врачи хихикали и продолжали работать. Это была психологическая разгрузка.

О Даше новостей не было. Дождавшись пустоты в ординаторской, Николай позвонил Артёму, и тот схватил трубку так, будто ждал звонка. Скорее всего это действительно так и было: номер, в конце концов, был от мобильного телефона.

– Ничего, – сказал он убито, осознав, что тот позвонил не сказать ему что-то новое, а наоборот – узнать.

– Совсем ничего. В милиции я всех уже задолбал, сказали: «Не мешайте работать». Практически, верно, конечно, но… К вам из милиции не приходили ещё?

– Нет, – ответил Николай удивлённо. – Я могу просто не знать, конечно, но если бы приходили, так прошлись бы по отделению, и я бы скорее всего увидел.

Посоветовав Артёму не отчаиваться, и ещё раз напомнив, чтобы в любое время звонил ему на отделение или через родителей, Николай повесил трубку. Оставалось позвонить ещё той больной Горбань, которой он опоздал позвонить вчера, но в ординаторскую непрерывно то заходили врачи, то заглядывали больные и посетители в поисках своих врачей. Вошедшая Ульяна раздраженно швырнула на столик перед Николаем затянутую в целлофан коробку «Белочки», и чертыхнувшись ушла. Ему тоже пора было уходить по стандартному циклу: больные, диагностические кабинеты, рентген, больные, куратор, снова больные. Потом, после семинара, массаж. Под конец дня Николай вымотался окончательно, и бок болел всё сильнее. Ни одного эпизода дёргающей боли он в себе так и не поймал, так что рана, скорее всего, была чистой, но и «ноюще-режущей» хватало ему по самое никуда. К трём часам он не выдержал и попросил Игната ему помочь. Ждать того у дверей его палаты пришлось минут десять, переминаясь с ноги на ногу и разглаживая лицо от непрерывно лезущего изнутри желания сморщиться каждый раз, когда кто-то проходил мимо.