Юхан Теорин - Санкта-Психо

Но поговорить не получилось. Ян лежал, натянув одеяло под самый подбородок, и молча смотрел на родителей. А почему младший брат не пришел его навестить?

— А где Магнус?

— У приятеля, — сказала мать, но поняла, что ответ ее ранит Яна, и быстро добавила: — Мы ему ничего не говорили.

— Мы никому ничего не говорили, — подтвердил отец.

Ян кивнул. Наступило молчание.

— Мы говорили только с твоим доктором, Ян, больше ни с кем, — начала было мать, но отец прервал ее.

— Никакой он не доктор. Он психолог, — сказал он с издевкой.

Отец не любил психологов. Год назад за ужином он рассказывал о своем сотруднике, который ходил к психотерапевту, и прокомментировал одним словом: трагикомедия. Трагикомедия, так и сказал он.

— Да-да, конечно, — заторопилась мать. — Психолог. Но кто бы он там ни был, сказал, что тебе надо побыть здесь еще несколько недель. Четыре, может быть. Как ты к этому относишься, Ян?

— Надо — значит надо. — И опять замолчал.

По щекам матери вдруг потекли слезы, она лихорадочно их вытерла, но Ян все равно заметил.

— А они с тобой говорили? Психологи?

Он покачал головой — нет, пока не говорили.

— А тебе и не надо с ними говорить. Ты вовсе не обязан отвечать на их вопросы или рассказывать что-то.

— Знаю, — безразлично произнес Ян.

Он пытался вспомнить, когда же в последний раз видел мать плачущей. Должно быть, на похоронах год назад, когда умерла бабушка. И настроение тогда в церкви было примерно такое же — все сидели молча и глазели на гроб.

Мать высморкалась и попыталась улыбнуться:

— Ты здесь с кем-нибудь познакомился?

Ян опять покачал головой — нет, не познакомился. Он и не хотел ни с кем знакомиться. Он хотел, чтобы его оставили в покое.

Мать замолчала. Она уже не плакала, только вздыхала горестно время от времени.

И отец больше не сказал ни слова. Сидел в своем сером костюме и покачивался на стуле, будто ему не терпелось поскорее встать. Даже на часы поглядывал. И на Яна — нетерпеливо и с раздражением. Ян знал, что у отца полно работы и ему не терпится вернуться домой.

И Ян под этими взглядами начал нервничать. Ему захотелось встать с койки, забыть все, что случилось, и поехать домой. Поехать домой и стать нормальным. Как все.

Мать внезапно подняла голову и прислушалась:

— Кто это играет?

Теперь и Ян услышал — из-за стены доносились тихие гитарные аккорды. Он знал, кто играет.

— В соседней палате. Какая-то девушка.

— А здесь девушки тоже есть?

— В основном девушки.

Отец опять посмотрел на часы и поднялся:

— Ну что… мы поехали?

— Езжайте, — бледно улыбнулся Ян. — Со мной все в порядке.

Мать послушно встала и хотела погладить сына по щеке, но не дотянулась.

— К сожалению, — сказала она. — Парковочное время кончается.

Разговор на этом иссяк, и родители пошли к выходу, но на пороге мать обернулась:

— Тебе кто-то вчера звонил. Какой-то друг.

— Друг?

— Друг.

Ян кивнул, хотя никак не мог придумать, кто бы это мог ему позвонить. Кто-то из класса? Наверное… хотя вряд ли.

После ухода родителей он почувствовал облегчение.

Он встал с постели и подошел к окну. Большой, еще влажный после зимы газон, а за ним — высокая ограда с колючей проволокой наверху.

Он долго смотрел на эту проволоку. Юпсик, оказывается, не совсем обычная больница…

Ян понял, что он в заключении.

Ян вернулся в Валлу и начал прибирать квартиру — должна зайти Ханна.

Это была его идея. Когда Ян после короткого отпуска вернулся на работу, по схеме ему выпало работать днем, и первым, кого он встретил, была Ханна. Он дождался, пока останется в воспитательской один, и сунул записку в карман ее кожаной куртки: свой адрес и несколько слов.

КОФЕ У МЕНЯ ДОМА? ЗАВТРА В ВОСЕМЬ.

ЯН Х.

Она не ответила, но по дороге домой он купил сладкие булочки, Ответила, не ответила — но прийти должна. У них общие интересы.

И общие тайны.

И в самом деле, довольно пунктуально, без пяти минут восемь, в дверь звонят. Ханна. Молча проходит в прихожую.

— Молодец, что пришла. — Ян доволен. Вышло по его.

— Да-да, конечно…

Он сажает ее за кухонный стол, угощает булочками, поит чаем. Старается расслабиться — болтает о чем угодно, о работе, о коллегах… но в конце концов начинает разговор о том, о чем и хотел поговорить, — о Санкта-Патриции.

— А женщины там, наверху… помещаются отдельно?

Ханна смотрит на него, но лицо ее, как всегда, ничего не выражает. Яркие, но без глубины, голубые глаза. Воздух в кухне сгущается и тяжелеет, но почему-то ему легче разговаривать с Ханной, чем с Ларсом Реттигом.

— Конечно, — говорит она после паузы. — Два женских отделения. Закрытое и открытое.

— Рядом?

— Ну, не то чтобы стенка в стенку, но на одном этаже.

— На каком?

— На третьем. Или на четвертом. Я же там никогда не была.

Ян думает, о чем бы еще спросить, но она его опережает:

— Расскажи, Ян, кто это.

— Кто?

— Та, в которую ты влюблен… как ее зовут?

Она пристально и все так же холодно смотрит на него, и Ян отводит глаза:

— Это совсем другая история.

— Другая, чем… чем какая?

— Чем у вас с Иваном Рёсселем.

Ханна со стуком ставит чашку на стол. Глаза ее делаются еще холодней, а он-то думал, холодней некуда.

— Откуда тебе-то знать, что у меня с ним? Ты даже не знаешь, что меня заставило искать с ним контакт. Ты ничего не знаешь. И как ты можешь судить?

У Яна такое чувство, что сейчас в воздухе начнут проскакивать искры. Но он был прав. Она встречается именно с Рёсселем.

— Да ничего я не знаю, конечно, — говорит он примирительно. — Но ведь тебе он нравится?

Она не сводит с него глаз. Кажется, даже не моргает.

— За любым преступлением надо видеть человека, — говорит она после долгой паузы. — Большинство об этом не думают.

— Ну, сама подумай: если ты, рискуя работой и много чем еще, потихоньку с ним встречаешься, значит, он тебе нравится? Несмотря на то, что он… творил?

Она отвечает не сразу:

— Я с ним не встречаюсь. Мы поддерживаем контакт через охранника… или санитара, как их там называют. Иван придумал один проект… надо же как-то коротать время. И я ему помогаю.

— В чем? В чем ты ему помогаешь? Что он там делает?

— Пишет.

— Что? Книгу?

— Типа.

— Воспоминания убийцы?

Ханна напряглась и поджала губы.

— Он не убийца. Он подозреваемый. Никаких прямых улик. Никаких признаний… он говорит, книга все объяснит, — вздохнула она. — Говорит, люди поймут, что он ничего такого не делал.

— И он сам в это верит?

— Да. Верит. Иван настолько погано себя чувствует из-за всего, что случилось, что если его выпустить… он скорее убьет себя самого, чем кого-то другого. Думаю, только мои письма и поддерживают его на плаву…