Эндрю Пайпер - Демонолог

– И ты думаешь, что с демонами такая же ситуация?

– Нет. Не думаю, что правительство знает о Сатане и его легионах больше, чем любой выпускник воскресной школы.

– Так что может означать этот документ?

– Это подтверждение, доказательство. Он придает вес всем этим понятиям. На свете существует множество религий, всевозможных верований. Но нет ни единого доказательства их истинности. И никто не думает, что такие доказательства вообще могут существовать.

– Поэтому они и называют это верой.

– Вот именно.

– Если не считать того, что теперь такое доказательство есть.

– Оно есть, если Дэвид Аллман решит открыть свою ячейку в Манхэттен-банке. И если последствия этого будут именно такими, как мы полагаем, то видеозапись прилета инопланетян в человеческом облике будет выглядеть как рядовой сюжет из программы новостей.

Я наклоняюсь вперед и заглядываю в боковое зеркало с пассажирской стороны. Проверяю, не видно ли позади на шоссе знакомой квадратной решетки радиатора «Краун Виктории».

– Поэтому Преследователь и хочет заполучить запись, – говорю я.

– И возможно, Безымянное хочет того же.

– Зачем? Оно уже показало мне, чего оно хочет. Я же ничего не брал, оно само мне это дало.

– Наверное, в этом все и дело.

– Если так, тогда я ничего не понимаю.

– Нам следует признать, что Безымянное, несмотря на всю свою мощь и власть, все же как-то ограничено в своих действиях.

– Оно не может принять облик живого человека, только мертвого.

– Это самое значительное ограничение. Значит, если у него имеется какое-то сообщение для нашего мира, ему требуется посыльный, чтобы это сообщение передать.

– Ученик. Апостол.

– Да, что-нибудь в этом роде. Демон не может появиться на телевидении и выступить от собственного имени с изложением собственной точки зрения, но и Господь тоже не может. Или, по крайней мере, ни один из них, насколько нам известно, пока что не пошел этим путем.

– Значит, оно рассматривает меня в качестве потенциального представителя.

– А почему бы и нет? Ты занимаешь определенное положение в обществе. Профессор Колумбийского университета, специализируешься как раз в этой области. Умный малый. Никаких связей с правительством, никаких намеков на личную выгоду. Я бы тоже тебя выбрала.

Тут я рассказываю О’Брайен о профессоре Марко Ианно, о личности того, кто сидел в кресле в Венеции. О человеке, во многом похожем на меня.

– Может быть, он считался кандидатом для выполнения того же задания, – подводит итог моя подруга.

– Безымянное что-то у него отняло – может, дочь, жену или любовницу, и он, как и я, бросился за ними в погоню. Но в конечном итоге он свое дело не сделал.

– Или же это предприятие оказалось ему не по силам.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Может быть, все это – появление призраков, следования знакам и знамениям, этот некто, который за тобой гоняется, – может, это просто тест. Испытание. Чтоб убедиться, что ты способен на нечто подобное.

– Согласно Ветхому Завету, дьявол выступает в роли испытателя людской веры, – говорю я. – В роли типа сержанта военной полиции при Отце Небесном.

– Как в Книге Иова.

– Это наиболее значимый пример, да. Добрый человек, праведник, на которого валятся бесконечные беды, утраты и прочие несчастья, чтобы проверить, может ли он их выдержать и, выдержав, доказать свою любовь к Господу.

– Чрезвычайно сильное испытание для этой любви.

– Суть всех этих историй на самом деле вовсе не в том, какие испытания сваливаются на Иова или на кого-то еще. Дело даже не столько в проверке силы их веры. С точки зрения демонологии это рассказ о том, как Сатане преподается очередной урок. Дьяволу, а не человеку.

– И в чем этот урок заключается?

– А в том, что человек может превозмочь зло с помощью любви, а вовсе не чего-то сверхъестественного.

– О’кей. Значит, ты – современный Иов.

– За исключением того, что в данном случае мои испытания – это отнюдь не «проказа лютая» и не потеря волов и верблюдов. Это проверка, пойду ли я до конца, чтобы найти Тэсс, не сломаюсь ли по пути.

– И как, по-твоему, это должно происходить?

– Тело слабо…

– … но дух силен.

– Нет, так далеко я заходить не стану. Но все равно это будет суровое испытание. И именно это мне и требуется.

Еще через полчаса или около того утренний кофе произвел свое магическое действие, и нам обоим потребовалось срочно справить малую нужду. Мы заезжаем на первую попавшуюся площадку для отдыха, где имеется бетонное здание с буквами «М» и «Ж», поставленное посреди тополиной рощицы. Я заканчиваю свои дела раньше О’Брайен и теперь стою, жду, когда она выйдет, готовый сменить ее за рулем. Неожиданно до меня доносятся отдаленные звуки какой-то возни. Глухой удар тела о закаленное стекло. Яростные мужские команды шепотом. Приглушенные женские вскрики.

Стоянка здесь узкая и длинная, извивающаяся, как змея, асфальтовая полоска ненавязчиво теряется между деревьями. Здесь очень трудно определить, откуда доносятся эти звуки, слева или справа. И меня влечет за здание туалета, туда, где парковка уходит в заросли кустарника и кончается безлюдной полянкой, уставленной столиками для пикников, скорее, интуитивное ощущение, чем логическое суждение. Там стоит припаркованный одинокий пикап «Додж», и именно в нем все и происходит.

Пока я пробегаю те пятьдесят ярдов, что отделяют меня от этого грузовичка, во мне борются желание проигнорировать услышанное и стремление оказать кому-то помощь. Что бы там ни происходило, внутри этого «Доджа», оно имеет все шансы оказаться каким-нибудь уголовным преступлением. А об уголовных преступлениях следует сообщать властям, потом делать заявление для полиции, потом подвергаться допросам… Преступления могут надолго нас задержать.

Но, несмотря на все эти мысли, я не колеблюсь. На кого-то напали. Кого-то пытаются захватить, похитить.

Звуки теперь слышно более отчетливо. Я останавливаюсь в нескольких шагах от грузовичка. Кряканье, стоны, тяжелое дыхание. Приглушенные, полупридушенные вскрики. Как будто голодные хищники сцепились из-за последнего куска мяса только что убитой жертвы.

Те, что внутри, моего прихода не заметили. Что позволяет мне неслышно приблизиться и заглянуть внутрь сквозь полуопущенное стекло пассажирской дверцы.

Мужчина и женщина. Мужчина старше ее, судя по его полосатой рубашке, застегнутой на все пуговицы сверху донизу, и штанам цвета хаки, обтянувшим колени. Волосы у него с сильной проседью, нуждаются в стрижке, непослушные кудри бьются сзади о его шею. Под ним видны только бледные руки женщины и клок медно-красных волос на сиденье. Ее руки, все покрытые веснушками, держат его за спину – то ли от боли, то ли сопротивляясь и отталкивая, то ли притягивая к себе.