Полина Голицына - Жена алхимиков, или Тайна «Русского Нострадамуса»

Василий купил букет из семидесяти семи роз. Он вернулся домой, разыскал подходящую вазу и поставил букет в спальне. Тренькнул домофон. Василий посмотрел на экран. Это вернулась София. Она стояла на пороге, и с трудом удерживая одной рукой два тяжёлых пакета с продуктами, другой рукой давила на кнопку. Василий открыл дверь, взял пакеты, отнёс их на кухню.

– Что, София, справилась? – сказал Василий.

– Да, спасибо, всё успела. – ответила она.

– Вот и хорошо, я тоже всё приготовил.

– Василий, сейчас я быстро сделаю нам обед, или скорее ранний ужин, и приступим.

– Ты так меня совсем разбалуешь. – сказал Василий.

Он сидел на кухне и с удовольствием смотрел, как ловко она обращается с кухонной утварью.

– София, может тебе помочь? – сказал Василий.

– Не откажусь. Картошку почистишь? – ответила София.

Когда их ранний ужин был почти готов, София решила, что пора бы разбудить Николь и отправилась к ней. Василий пошёл следом: «Мало ли что, может быть, заглянет в спальню или в кабинет, да заподозрит что-нибудь. Хотя я вроде ничего подозрительного не оставил, но всё же…», – думал Василий.

Путь к комнате Николь лежал мимо спальни Василия. София шла первой. «Дубина, забыл закрыть дверь», – Василий едва не хлопнул себя ладонью по голове, но удержался. София, проходя мимо открытой двери, мельком взглянула в спальню, сбилась с шага и остановилась. Её дыхание участилось, она повернулась к Василию, указала на что-то в спальне и тихо сказала:

– Прости, это мне?

Василий заглянул в дверь. На столике у кровати стоял огромный букет. Он на секунду замешкался.

– Да, но это сюрприз, давай притворимся ненадолго, что ты его не видела. – сказал он.

Она улыбнулась, опустила глаза, потом быстро обняла Василия и через мгновение уже стучала в дверь комнаты Николь.

«Наверное, она думает, то я сделаю ей предложение, или что-то вроде того. Это и неудивительно, сейчас всё выглядит именно так. Да, чёрт возьми, не будь у меня надежды воскресить Диану, я бы так и сделал. София – славная девушка. Красивая, добрая и умная. Мы уже через столько всего прошли с ней. Думаю, я её всё-таки немножко люблю. Не так сильно, как Диану, конечно. Пусть думает о хорошем. По крайней мере, умрёт счастливой. Сначала оглушу её тупой стороной топорика, она потеряет сознание, а потом уже ничего не будет чувствовать», – подумал Василий.

Они отужинали, София предложила Николь навести порядок в кухне, а сама повернулась к Василию:

– Ну что, начинаем великий эксперимент?

– Да, София. Теперь – только вперёд.

Молиться. Домогаться, чтобы законы Вселенной были отменены ради одного, и притом явно недостойного просителя.

Амброз Бирс, «Словарь Сатаны»

«Похоже, наш первый председатель писал о себе до самого конца. Зная его, не удивлюсь, что он и на смертном одре что-нибудь изобрёл», – подумал Семён и начал читать.

Не думал я, что так скоро дыхание смерти почувствую. Да, знать, придётся. Кажется, что недолго мне осталось. Говорят, перед смертью всю свою жизнь видишь. В последние минуты. Только я теперь понимаю, что минуты это долгие. Пытаюсь вспомнить, да всё сливается, одно с другим перемешивается. Главное, знаю, что если умру, то это еще не конец. Но, может, получится мне смерть обмануть.

Хорошо бы, забыла она про меня, да на это надежды нет. Если сам её от своего порога не отважу, она дорогу найдёт, и в дверь постучит. Кажется, когда старуха с косой уже в пути, должен я вспоминать семью, несчастных моих дочерей, жену любимую, должен видеть подвиги наши ратные, а в голову только былые забавы и лезут.

Досталась мне по случаю книга одна. Была она писана каким-то арабом, потом между строк её на французский перевели, с грехом пополам понял я, что там речь идёт о том, как древние египтяне болезни лечили и будущее предсказывали. Ну, будущее никому не ведомо, хотя есть соблазн узнать, про болезни не скажу, не пробовал, хотя допускаю, что это может и получиться. Очень уж другое интересно. Если по-нашему пересказать, то речь в той книге об отводе глаз.

Через тот отвод человеку можно что хочешь внушить. Внушил больному, что он здоров – он и выздоровел. Внушил, что потоп – он на стол полезет. Говорилось там, что египтяне наливали в лампу, вычищенную до блеска, ароматное масло. Лампу вешали на веревку, которая к потолку привязана. Если ту лампу раскачать и глядеть на неё долго, то начинаешь будто засыпать, но не спишь. А когда насмотришься, то сам не свой становишься, что тебе скажут – то и делаешь, что внушат – то и видишь. Попробовал я это на себе. Главное, думаю, чтобы блестело и качалось. Только не доверяю я никому себе внушать. Я решил сам себе придумать, что видеть.

Взял я веревку тонкую, на неё повесил перстень с бриллиантом. Повесил так, чтобы качалось, и свечей зажёг, чтобы камень в их свете сиял. Задумал я себе белого коня увидеть. Раскачал перстень, смотрю на него. Смотрел, смотрел, слышу, вроде фыркает кто-то в комнате.

Я от камня глаза отвёл и вижу – конь. В точности такой, как я себе представил. Пробовал это я в подвале, лестницы тут узкие, двери маленькие. Сюда если конь и войдёт, то только ползком, да и то может не пролезть. А он стоит посреди комнаты, ушами стрижёт.

Ну, думаю, молодцы египтяне, надо же до такого дойти! Обошёл я вокруг коня, погладил его. Настоящий, как есть настоящий. Не знал бы я, что всё это отвод глаз, не сомневался бы. Решил я, хватит мне на него пялиться, пора бы его и спровадить. Кольцо остановил, глазами поморгал, потом снова в то место смотрю, где конь был, а он-то никуда не делся.

Я когда книгу ту читал, как разобрал про то, как глаза отводить, так сразу и попробовал. А до того, как от наваждения избавиться, не дочитал. Схватил книгу, читаю, а там такое пошло, что вовсе не разберешь. Ну, читать продолжаю, а сам на коня поглядываю. Не хватало еще, думаю, чтобы кто вошёл. Увидят, как я в пустое место смотрю, скажут, что ума лишился. Нашёл я всё-таки как всё вернуть назад.

А сказано там, что того, кто наяву спит, нужно разбудить. В ладоши, например, хлопнуть. Так я и сделал. Хлопнул – и исчезло наваждение. Да, думаю, как это к делу приставить, пока неясно, а вот забава получится великая.

Тогда Пётр еще был жив. Я ему эту штуку показал. Он сначала не верил, а потом говорит: «Льва хочу увидеть». Я его усадил, перстень раскачал, потом говорю ему: «Лев». Смотрю, он уставился в пустой угол и шпагу из-за пояса тянет.

Ну нет, думаю, ты мне так всё тут разгромишь. Хлопнул я в ладоши, Пётр очнулся, обошёл всю комнату – нету льва. «Да, я уж было подумал, что ты тут настоящего зверя прячешь», – говорит мне. «А как бы такое чудо на войне использовать? Если на вражеских солдат львы да медведи, да еще невесть что побежит, чай им несладко придётся? Друг друга перестреляют», – ему бы всё война.