Дэвид Марк - Сумерки зимы

Макэвой кивал, слушая. Он перестал делать заметки. Поймал себя на мысли, что ему нравится манера этой женщины говорить.

– В общем, так и вышло. Мы прислали машину. Обо всем договорились. Встретили у трапа, или как это у них называется. Совершенно потрясный старикан. Набит анекдотами. Просто находка. Мы планировали сделать серию интервью во время путешествия, а потом он бросил бы в воду венок на месте трагедии. Прекрасная сцена для концовки. Но после того, что задумывалось как заключительное интервью, он разволновался. Вышел на палубу подышать свежим воздухом и не вернулся. Два дня спустя, уже дойдя до исступления, мы услыхали по радио, что его нашли в дрейфующей спасательной шлюпке. Умер от переохлаждения и травм грудной клетки…

Она умолкла.

– Говорите, Фред разволновался? Достаточно, чтобы покончить с собой?

– Не сказала бы. Но раз уж он захватил с собой шлюпку, должно быть, все было спланировано давным-давно. Не припомню, чтобы он сгружал ее, и я узнавала в таксопарке, который доставил его на пристань, там тоже не думают, чтобы он волок с собой шлюпку, но люди вечно ошибаются, вечно забывают всякие мелочи. Очевидно, лодка, пока ее не надули, вполне могла сойти за чемодан среднего размера. Просто-напросто откидываешь замки, дергаешь за ручку, и она мгновенно надувается. Там твердая средняя часть, так что, вполне возможно, ребра у старика сломались при ударе о днище. Сложно сказать. И надо заметить, капитан сухогруза не сильно радовался нашему присутствию, большинство разговоров велось на исландском, так что попытки выяснить, что же там случилось, успеха не сулили.

Макэвой снова кивнул. Полнейшее отсутствие логики.

– И что же произошло, на ваш взгляд?

– На мой? Думаю, Фред сам свел счеты с жизнью. Не знаю только, чувство вины его доконало или старость дала понять, что время самое подходящее. Он ведь прожил сорок лет, которых, по его мнению, не был достоин. Может, не считал, что прожил эти годы правильно. В любом случае, печальная история. Но по крайней мере, о нем будут вспоминать.

– Что вы имеете в виду?

– Наш документальный фильм. Беседы просто поразительные. Такие волнующие, трогающие за душу. Я могу отправить их вам, если интересно.

Макэвой опять кивнул, не сознавая, что собеседница его не видит.

– Да, благодарю вас.

Оба помолчали.

– Вам бы с Рассом пообщаться, если и правда хотите заполнить пробелы, – посоветовала мисс Уиллс. – У этого парня отменный нюх, это он нашел для нас Фреда. До мельчайших подробностей знал всю историю. И писатель что надо. Скучаю по нему.

– Отчего? То есть где же он?

– Расс хотел отправиться с нами в море, но мы ни за что не смогли бы его застраховать.

– Вот как?

– Да, он немного…

– Что?

Мисс Уиллс тихо засмеялась.

– Разболтанный, – сказала она, отсмеявшись. – Он пьет. Хотя нет, это Оливер Рид пил, Эми Уайн-хаус пила. А Расс бухает по-черному. Вы в жизни своей не видели ничего подобного. А еще выкуривает в день по три пачки, не меньше. Это уже стоило ему одной ноги и скоро, наверное, оставит без второй.

– Похоже, свои пороки он лелеет.

– Не то слово. Хотя голоса, которые он слышит, куда опаснее. Сейчас Расс лечится в частной клинике в Линкольншире, это что-то среднее между просушкой и психушкой. Расс отличный персонаж, но жизнь ему выпала та еще. Горечи ему не занимать, но кому ж не по сердцу пинта горького со стопкой виски вдогон? Впрочем, пообщаться с ним стоит.

Столько всего о Фреде вам никто другой не расскажет. Да мы и не сумели бы его отыскать, если б не Расс. Жаль только, он сам выписывает чеки за свое лечение.

Макэвой оглядел комнату. Полицейские все так же расшифровывали телефонные беседы и регистрировали звонки. Заняться тут решительно нечем. А внутренний голос все настойчивее твердил, что услышанное только что очень важно.

Макэвой зажмурился, уже сожалея о принятом решении.

– Посетителей он принимает?

15.22. Поместье Линвуд.

Дремучая глухомань где-то в Линкольншире.

Два часа езды от дома.

А что, шикарно, думал Макэвой, пока его машина в плавном развороте останавливалась на площадке у импозантного строения красного кирпича. Полюбовался дубовыми створками огромных парадных дверей, роскошной плиткой крыльца.

Приспособленное под новые нужды здание викторианского поместья располагалось на четырех акрах тщательно спланированных лесных угодий; увидев этот фешенебельный отель, Макэвой даже решил, что кликнул по неверной ссылке, когда, пробиваясь через ворох веб-страниц с координатами заведений душевного здоровья, наткнулся на нужный адрес.

Управляемая международной компанией, специализирующейся на лечении наркомании, эмоциональной неустойчивости и алкогольной зависимости, эта клиника сообщала на своем сайте, что их эффективность составляет 90 %. То, что могло показаться месяцем абстинентных мук, сайт подавал как эксклюзивный отдых в райском уголке.

До вечера было еще далеко, но небо уже начало меркнуть, и серое покрывало яростного снегопада, который вскоре заметет и Гулль, здесь уже прорвалось. Сверху валило конфетти пушистых белых хлопьев, и Макэвой мысленно поблагодарил свое длиннополое пальто, взбегая на крыльцо и чувствуя, как ветер хватает его за брючины.

В холле, за столом красного дерева, сидела улыбчивая женщина средних лет в белой блузе и с безукоризненно подкрашенными черными волосами. На блестящей полированной столешнице стояла ваза с букетом – герберы и гипсофилы. Слева от женщины – глянцевые брошюрки и прайс-листы в аккуратных стопочках. Взять рекламный проспект, разминувшись с нею, было невозможно. Как нельзя и не кивнуть, отвечая на эту приветливую улыбку. Еще сложнее уйти, не втянувшись в разговор и минут через двадцать не уверовав окончательно, что поместье Линвуд – наилучшая из клиник, куда только можно поместить себя, своих близких и свои сбережения.

– Добрый день. Хотя не такой уж и добрый, правда? Похоже, вы одеты по погоде. Как считаете, снег еще полежит? Нынешнее Рождество, пожалуй, и вправду будет белым. Уж сколько лет никак не случалось. Думаю, наших гостей это обрадует. В прошлый раз недовольных было хоть отбавляй. Чем могу помочь, хороший вы мой?

Только усилием воли Макэвой заставил себя не поддаться желанию отступить под почти физически ощутимым напором ее гостеприимства. Хотя женщина была стройной, она чем-то напомнила ему собирательный образ довольной жизнью пухлощекой викторианской поварихи с большими, белыми от муки руками и румяным лицом. Ему уже было жаль горемычных, едва переставляющих ноги пьянчужек, которым предстоит разговор с нею на пути к программе лечения. Еще секунд двадцать в ее компании, подумал Макэвой, и рука сама потянется к бутылке бренди.